Роботы-пришельцы

— Пибоди, говорю тебе, это… это чертовски провоцирует! В самый подходящий момент проклятый метеорит — и, конечно, он оказывается ярким — вспыхивает в плоскости эклиптики. Почему… почему… он не мог выбрать другую часть неба? Его же полно…

У него была привычка подчёркивать слова покачиванием головы, и после этого раздражительного монолога он так резко дёрнул головой, выкрикивая очередное «чёрт возьми!», что Пибоди испугался за дальнейшее благополучие его шеи.

Профессор Хонштейн достал часы и одновременно попытался побороть своё раздражение.

— Хорошо, Пибоди. Мы снова зарядим кассету, сейчас только 11:30.

К часу ночи профессор раздобыл несколько фотопластин с Сатурном и удалился из обсерватории. Метеорит совершенно вылетел у него из головы из-за увлечённости работой и ненадёжности памяти… он был одним из тех, кого называют «рассеянным профессором». Но с Пибоди дело обстояло совсем не так; он был поражён видом яркого метеорита, пронёсшегося прямо над их головами и, превратившись в сверхбыструю комету, молнией устремившегося на юг. Это разожгло его любопытство, и в четыре часа он включил радио, настроившись на передачу «Ранняя пташка». То, что он услышал, заставило его броситься в комнату профессора.

— Метеорит? — рассеянно повторил профессор Хонштейн, садясь в кровати и прислушиваясь к бессвязным словам Пибоди. — А… метеорит! Что за чушь ты несёшь? Не метеорит, а металлический эллипсоид, наполовину зарытый в землю, раскалённый добела и медленно остывающий?

Пибоди кивнул.

— Что ж, позволь мне сказать тебе, — начал профессор, испытывая приступ гнева, сходный с тем, что случился у него вечером, — я собираюсь подать в суд на того, кому принадлежит эта штука, за то, что он испортил наши фотопластинки. А теперь позволь мне снова заснуть.

* * *

Начальник полиции Джолиета Сондерс с напускной серьёзностью поглаживал гладко выбритый подбородок, глядя на таинственный корабль с вершины холма и в то же время слушая лаконичный доклад лейтенанта Арпи. Начальники полиции всегда отличаются мудростью и уравновешенностью, что присущи людям, столь важным для решения социальных проблем цивилизации. Шеф полиции Сондерс отличался особой проницательностью и осведомлённостью; если не смотреть ему в лицо, можно было подумать, что он, должно быть, обладает безграничными знаниями. В данный момент его невозмутимое выражение лица маскировало мозг, породивший дюжину мыслей, так перемешавшихся под его черепной коробкой, что не осталось ни одной уцелевшей. Внимательный наблюдатель мог бы заметить пустоту в его взгляде, свидетельствовавшую о полном недоумении, в котором пребывал фунт или около того его серого вещества.

— Разработчики ракет, — закончил лейтенант Арпи, — отрицают, что имеют к этому какое-либо отношение.

— О, естественно, они будут всё отрицать, — сказал шеф полиции Сондерс, когда Арпи замолчал и ему нужно было сказать хоть что-нибудь. — Ну, если бы это был их корабль, их могли бы арестовать и оштрафовать за то, что они подвергли опасности человеческие жизни! Понимаете, лейтенант?

— Но, шеф, — осторожно добавил Арпи, — от Нью-Йорка, где должны приземляться их ракетные корабли, до этого места довольно далеко. Как-то неразумно предполагать, что они случайно пролетели ещё тысячу миль!

Сондерс кивнул; в глубине души он недоумевал, откуда Арпи вообще взял идею о разработчиках ракет и откуда он так много о них знает, не было похоже, что лейтенант Арпи разбирается в столь сложных вопросах. Шефу очень хотелось, чтобы ответственность за раскрытие тайны легла на кого-нибудь другого. Почему-то частично погребённый эллипсоид казался ему крепким орешком. В первую очередь, его волновал вопрос, как же в него проникнуть? Он сам обошёл вокруг эллипсоида, освещённого лучами утреннего солнца, и не увидел никакого способа открыть его и попасть внутрь. Это, мягко говоря, раздражало.

Было восемь утра. Уже прибыла целая орава репортёров, и все они осаждали шефа полиции Сондерса, желая узнать — для своих газет — что это за штука, как будто он должен был знать. Новости о случившемся уже облетели всю страну, поскольку таинственные корабли не каждый день падают с неба, как метеоры, и в репортажах говорилось: «…пока это тайна, но шеф полиции Джолиета Сондерс возглавляет расследование и обещает предоставить исчерпывающий отчёт…»

Несчастный Сондерс практически возненавидел полицейского, подошедшего после восьми и сообщившего, что корабль достаточно остыл, чтобы к нему могли прикоснуться человеческие руки. «Что же теперь делать?» — в отчаянии спрашивал он себя. Однако невозмутимое выражение благодушной мудрости не сходило с его лица; оно поселилось там раз и навсегда, хотя разум, скрывавшийся за ним, никогда в жизни не оправдывал этого выражения.

Но Сондерс, уже однажды переживший кризис (он, спрятавшись за кирпичной стеной, вёл перестрелку с отчаянными бандитами, находившимися от него на расстоянии двухсот ярдов, стреляя в них не целясь), был избавлен от необходимости проявить инициативу.