Роботы утренней зари

Она сделала вид, что засовывает большие пальцы рук за несуществующий пояс, выпятила грудь, опустила подбородок изобразил а беззастенчивую улыбку Д.Ж. и сказала, стараясь имитировать его баритон:

— Мужчины и женщины Бейлимира, должностные лица, законодатели, уважаемые лидеры, сограждане — сюда входит каждый, кроме, вероятно, неуважаемых лидеров…

Она старалась проглатывать некоторые буквы или произносить их как придыхание. Смех на этот раз был громче и продолжительнее, и Глэдия позволила себе улыбнуться и спокойно ждать. В конце концов она заставила их смеяться над собственным языком. Когда все успокоились, она сказала просто, на неподчеркнутой версии аврорского диалекта:

— Все диалекты смешны или странны тому, кто к ним не привык, и это часто заводит людей в отдельные, иногда враждебные группы. Но ведь диалекты — это просто манера говорить. Вместо этого мы — я и вы, и все люди на других обитаемых мирах — должны слушать язык сердца, а у него нет диалектов. Этот язык, если только мы будем его слушать, звучит одинаково для всех нас.

Она уже готова была сесть, но тут послышался женский голос:

— Сколько вам лет?

Д.Ж, сказал сквозь зубы:

— Сядьте, мадам! Игнорируйте вопросы.

Глэдия повернулась лицом к ДЖ. Он привстал.

Люди на сцене, насколько она их видела в полутьме светового пятна, напряженно наклонились к ней. Она снова повернулась к зрителям и звонко крикнула:

— Здесь хотят, чтобы я села. А вы хотите? Вы молчите? Кто хочет, чтобы я осталась здесь и честно ответила на вопрос?

Громкие аплодисменты и крики:

— Оставайтесь! Оставайтесь!

— Глас народа, — сказала Глэдия. — Простите, Диджи, и все прочее, но мне велят говорить.

Она искоса взглянула на световое пятно и крикнула:

— Я не знаю, кто там управляет светом, но осветите зал и отключите световое пятно. Мне наплевать, как это отразится на гиперволновых камерах. Наладьте хорошенько звук, вот и все. Всем плевать, если я буду говорить в темноте, лишь бы меня было слышно. Правильно?

— Правильно! — послышался многоголосый ответ. — Свет! Свет!

Кто-то на сцене, обезумев, дал сигнал, и зал осветился.

— Так гораздо лучше, — сказала Глэдия. — Теперь я вижу вас, мои родственники. Я хотела бы, в частности, увидеть женщину, задавшую мне вопрос о моем возрасте. Я хочу говорить непосредственно с ней. Но давайте без уверток. Если у вас хватило смелости задать вопрос, то задайте его открыто.

Она ждала. Наконец где-то в середине зала встала женщина. Темные волосы, туго стянутые сзади, смуглая кожа, темно-коричневое платье сильно подчеркивало стройную фигуру. Она сказала слегка скрипучим голосом:

— Я не боюсь встать и еще раз спросить: сколько вам лет?

Глэдия спокойно смотрела на нее и даже радовалась. Возможно ли это? На протяжении первых трех десятилетий жизни ее настойчиво учили, что быть в реальном присутствии людей и даже одного человека непереносимо. А сейчас она без всякого смущения видит перед собой тысячи. Она была слегка ошеломлена и вполне довольна.

— Пожалуйста, мадам, оставайтесь стоять, и поговорим. Как мы измеряем возраст? В годах, прошедших после рождения?

Женщина спокойно сказала:

— Меня зовут Сандра Ламбет. Я член Законодательных Органов и, следовательно, из тех, кого капитан Бейли назвал „законодателями и уважаемыми лидерами“. Во всяком случае, я надеюсь, что я „уважаемая“.

В зале раздался смех.

— Отвечая на ваш вопрос, я думаю, что число Галактических Стандартных лет, прошедших со дня рождения, обычное определение возраста особы. Мне пятьдесят четыре года. А сколько Вам? Вы можете назвать цифру?

— Могу. Со времени моего рождения прошло и ушло двести тридцать пять Галактических Стандартных лет, значит, я больше чем в четыре раза старше вас.

Глэдия держалась прямо, и знала, что ее маленькая стройная фигурка делает ее сейчас в тусклом освещении почти девочкой. В зале раздалось смутное бормотание, откуда-то слева — стон. Быстрый взгляд в ту сторону показал Глэдии, что Д.Ж. схватился за голову. Глэдия сказала: