Робур-Завоеватель. Властелин мира. Флаг родины

В два часа «Альбатрос» пролетал над Омахой. Находящийся у границы штата Небраска, город Омаха-Сити –

подлинное сердце Тихоокеанской железной дороги, гигантского рельсового пути, длиной в полторы тысячи лье, соединяющего Нью-Йорк и Сан-Франциско. На мгновение внизу тускло блеснули желтоватые воды Миссури, а затем показались деревянные и кирпичные постройки города, расположенного в центре этого богатейшего бассейна, словно пряжка на железном поясе, который стягивает талию Северной Америки. Нет сомнения, что, пока пассажиры воздушного корабля внимательно рассматривали город, жители Омахи в свою очередь обратили внимание на странный летательный аппарат. И все же их удивление при виде парящего в небе «Альбатроса» вряд ли могло сравниться с удивлением председателя и секретаря Уэлдонского ученого общества, когда они впервые обнаружили, что находятся на борту воздушного корабля.

Так или иначе, но появление «Альбатроса» должно было вскоре сделаться достоянием газет Соединенных

Штатов и послужить объяснением загадочному явлению, которое столько времени занимало, и тревожило весь мир.

Час спустя Омаха уже скрылась из виду. И вскоре не осталось сомнений, что воздушный корабль взял курс на север, оставляя в стороне русло Платт-ривер, по долине которой Тихоокеанская железная дорога следует через прерии. Это никак не могло прийтись по вкусу дядюшке

Пруденту и Филу Эвансу.

– Неужели он собирается всерьез осуществить свой нелепый план и увезти нас на другую сторону земного шара? – спросил один из них.

– И к тому же против нашей воли? – подхватил другой.

– Ну, Робур, берегись же! Я не такой человек, чтобы позволить делать с собой, что кому вздумается!.

– И я тоже! – подхватил Фил Эванс. – Но, поверьте, дядюшка Прудент, вам надо умерить свой пыл…

– Умерить пыл!..

– И сдержать гнев до поры до времени…

Часов в пять вечера, миновав Черные горы, поросшие елями и кедрами, «Альбатрос» летел над территорией, которую метко назвали Дикими Землями штата Небраска.

Взору открылось беспорядочное нагромождение холмов цвета охры – обломков гор, которые словно рухнули на землю и при падении раскололись на множество кусков.

Издали эти глыбы принимали самые причудливые очертания. То тут, то там посреди этого гигантского каменного кегельбана, казалось, поднимались руины средневековых городов с замками, фортами и башнями и развалины крепостей с бойницами и сторожевыми будками. На самом же деле Дикие Земли – всего лишь грандиозное кладбище, где белеют мириады костей допотопных толстокожих и панцирных животных и, говорят, даже ископаемых людей, занесенные в эти места какой-то неведомой геологической катастрофой в глубокой древности.

К ночи весь бассейн Платт-ривер остался позади. Теперь вплоть до самого горизонта, сильно раздвинувшегося благодаря высоте, на которой летел «Альбатрос», простиралась гладкая равнина.

Этой ночью пронзительные свистки паровозов и низкие гудки пароходов уже не нарушали покоя звездного небосклона. Порою до ушей пассажиров воздушного корабля, летевшего в то время на значительно меньшей высоте, доносилось протяжное мычание: это ревели стада бизонов, бродившие по прерии в поисках водопоя и пастбищ. А

когда они замолкали, слышался хруст травы под их копытами, напоминавший глухой рокот волн; и на этом фоне отчетливо выделялся непрерывный, вибрирующий звук винтов «Альбатроса».

Время от времени внизу раздавался вой волка или лисицы, крик дикой кошки да завывание койота, этого canis latrans12, чье латинское название вполне оправдывается его звонким лаем.

12 Буквально: лающая собака ( лат.).

Ночной воздух был напоен острым запахом мяты, шалфея и полыни, перемешанным с сильным ароматом хвойных деревьев.

Наконец, чтобы перечислить все звуки, доносившиеся с земли, надо упомянуть и о зловещем вое, который издавал уже не койот: то был крик краснокожего, и ни один житель прерий не спутал бы его с голосами хищников.

На следующее утро, 15 июня, часов в пять, Фил Эванс вышел на палубу из своей каюты, надеясь, что ему, наконец, посчастливится встретить Робура.

Желая узнать, почему инженер не показывался накануне, он обратился к боцману Тому Тэрнеру.

То был англичанин лет сорока пяти, могучего сложения, коренастый, широкоплечий, с непомерно крупной головой: такие некрасивые головы любил рисовать Гогарт, запечатлевший своей кистью эту характерную особенность представителей англосаксонской расы. Пусть читатель внимательно вглядится в четвертую гравюру, помещенную в «Harlots Progress», и он не только обнаружит там голову

Тома Тэрнера на плечах у тюремщика, но и убедится, что лицо его отнюдь не производит приятного впечатления.

– Увидим ли мы сегодня инженера Робура? – спросил

Фил Эванс.

– Не знаю, – ответил Том Тэрнер.

– Я не спрашиваю вас, отлучился, ли он…

– Возможно.

– Ни когда он возвратится…

– Как только закончит свои дела?

Сказав это, Том Тэрнер вошел в рубку.

Пришлось удовольствоваться этим ответом, в котором не было ничего утешительного, ибо, сверившись с буссолью, Фил Эванс установил, что «Альбатрос» продолжает двигаться на северо-запад.