К четырем часам утра «Альбатрос» уже оставил за собой большую часть территории Франции. Затем, чтобы не, тратить времени на преодоление Пиренеев или Альп, он пролетел над просторами Прованса вплоть до самого мыса
Антиб. В девять часов утра жители Рима, собравшиеся на террасе собора Святого Петра, застыли от изумления при виде воздушного корабля, пролетавшего над Вечным городом. Двумя часами позднее он уже мчался над Неаполитанским заливом, на мгновение погрузившись в дымные клубы Везувия. После этого «Альбатрос» пересек по кривой Средиземное море и в час пополудни был замечен часовыми вблизи Ла-Гулетт на побережье Туниса.
Вслед за Америкой – Азия! Вслед за Азией – Европа!
Чудесный летательный аппарат инженера Робура преодолел за двадцать три дня более тридцати тысяч километров!
И теперь он углублялся в воздушные просторы над уже изученными и еще не изученными областями Африки!
Быть может, читатель захочет узнать, что сталось со знаменитой табакеркой после ее падения на землю.
Табакерка упала напротив дома номер 210 по улице
Риволи в то время, когда улица эта была совершенно безлюдна. Наутро ее подобрала почтенная женщина, подметавшая мостовую, и поторопилась отнести в полицейский участок.
Там табакерку приняли сначала за адскую машину; ее развязали, распаковали и раскрыли с величайшими предосторожностями.
Внезапно послышалось нечто, похожее на взрыв… Это оглушительно чихнул начальник полицейского участка.
Затем из табакерки извлекли документ и, ко всеобщему изумлению, огласили вслух следующие строки:
Вот каким образом жителям Старого и Нового Света было, наконец, объяснено дотоле необъяснимое небесное явление. И среди ученых многочисленных обсерваторий земного шара вновь воцарилось спокойствие.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
На этом этапе кругосветного путешествия воздушного корабля вполне уместно поставить следующие вопросы: Кто же все-таки этот Робур, о котором читатель до сих пор ничего не знает, кроме его имени? Проводит ли он всю свою жизнь в воздухе? Неужели его воздушный корабль никогда не отдыхает? Нет ли у него убежища в каком-нибудь недоступном месте, где «Альбатрос», если уж он не нуждается в отдыхе, то по крайней мере пополняет свои запасы? Было бы весьма удивительно, если бы дело обстояло иначе. Ведь даже у самых могучих птиц есть свой приют, свое гнездо.
И что, в частности, собирается инженер делать со своими беспокойными узниками? Думает ли он без конца держать их в плену и обречь на вечные скитания в воздухе?
Или же, промчав злополучных воздухоплавателей еще и над просторами Африки, Южной Америки, Австралии, Индийского, Атлантического и Тихого океанов, чтобы заставить их против воли признать достоинства «Альбатроса», он намерен возвратить им свободу, сказав при этом: «А
теперь, господа, надеюсь, вы будете проявлять меньше недоверия к аппаратам тяжелее воздуха!»
Ответить на все эти вопросы пока невозможно, Это –
тайна будущего. Быть может, в один прекрасный день она разъяснится!
Во всяком случае, крылатый Робур, очевидно, не собирался искать свое «гнездо» у северных границ Африки.
Он, видимо, решил провести конец дня над регентством
Тунис – между мысом Бон и мысом Карфаген, – направляя
«Альбатрос» то быстрее, то медленнее, по своему капризу.
Затем он устремился в глубь материка и пролетел над восхитительной долиной реки Меджерд, придерживаясь течения ее желтоватых вод, затерянных между зарослями кактусов и олеандров. Его появление спугнуло сотни попугаев, которые, усевшись на телеграфных проводах, казалось, ожидали приближения депеш, чтобы подхватить их и унести на крыльях!
С наступлением ночи «Альбатрос» уже парил над границами области крумиров, и если там оставался в живых хотя бы один крумир, то при виде этого гигантского орла он, вероятно, пал ниц, призывая Аллаха.
На следующее утро перед воздушным кораблем предстали Бон и изящные очертания его холмистых окрестностей; затем внизу промелькнул Филиппвиль, напоминающий Алжир в миниатюре, с новыми дугообразными набережными и великолепными виноградниками, зеленым ковром покрывшими всю область, которая кажется перенесенной сюда из Бургундии или окрестностей Бордо.
Эта пятисоткилометровая прогулка над Большой и