Род князей Зацепиных, или Время страстей и казней

— Где я? — тихо спросила девушка, обводя глазками комнату и останавливая их на Андрее Васильевиче. — Разве я не умерла? Разве я не убилась, когда этот жестокий человек ударил меня за то, что я хотела видеть своего воспитателя, хотела видеть того, кого столько лет называла своим отцом и кто называл меня дочерью?.. Это ты, Андрей? Ты, мой милый! Ты мне воротил жизнь, ты опять призвал ко мне душу мою… Для тебя я хочу жить. И жизнь моя, и душа моя будут твоими! Возьми их, они и теперь твои. Без тебя они мне не нужны. Ты один радовал меня, один утешал бедную девушку-сироту, один заставлял её забывать потерю своей матери, заставлял её улыбаться в то время, когда она ещё лежала на столе. Поэтому знай, что я живу и дышу для тебя. Подойди ко мне, мой милый, милый! Дай мне руку твою, она возбуждает во мне теплоту, даёт жизнь; поцелуй меня! С этим поцелуем я вся и навсегда твоя!

Но головка её опять склонилась на сторону, глазки закрылись, и она опять впала в беспамятство.

Приехал доктор Листениус, прибыли и люди Андрея Васильевича, Фёдор и Гвозделом; доложили о приезде кареты, верховых. Доктор начал исследовать больную, стал трогать, слушать, изорвал её рубашку и кофту, чтобы осмотреть ушибы. Она иногда стонала, но не приходила в чувство.

Андрей Васильевич отошёл к окну и ждал ни жив ни мёртв.

Наконец доктор кончил, уложил её и покрыл ковровой скатертью, снятой тут же со столика. Устроив всё это, доктор задумался.

— Ну что, доктор? — спросил Андрей Васильевич с трепетом, подходя к больной и смотря на неё с невыразимым сочувствием и сожалением.

— Что? Как вам сказать? Ушибы чрезвычайны, но дело не в них. С ними, Бог даст, справимся. Но чего я боюсь и чего пока в этом положении исследовать невозможно… между тем, по некоторым данным… чего я очень опасаюсь… не переломлен ли у неё спинной хребет.

— А тогда, доктор, а тогда? — со слезами на глазах спросил Андрей Васильевич.

Доктор пожал плечами.

— Во всём воля Божия! — сказал он. — Увидим! Вперёд ничего нельзя сказать. Вот я пропишу, прикажите давать и прикладывать по указанию. Да что же сделалось? Где герцог? Герцогиня? Что всё это значит?

Андрей Васильевич не слушал этих вопросов. Он думал о своём.

— Боже мой, в её лета!..

— Не приходите в отчаяние, ведь мы ещё ничего не знаем. Где герцог?

— Я ровно ничего не знаю и не понимаю. Я нашёл принцессу внизу лестницы, как видите, совершенно разбитую.

Вошёл адъютант Миниха, капитан Кенигфельс. Он объявил, что ему приказано герцогиню Бенигну и принцессу Гедвигу отвезти в Невский монастырь, куда отправили герцога до распоряжения.

Напрасно доктор восставал против такой отправки, заявляя, что принцессе Гедвиге такой переезд может стоить жизни; напрасно убеждал Кенигфельса и Андрей Васильевич, вызываясь ехать к фельдмаршалу и принцессе Анне, — Кенигфельс был неумолим.

— Приказано сию минуту отправить, я сделать тут ничего не могу! — говорил он.

Одно, на что наконец уломал его Андрей Васильевич, это чтобы он позволил отвезти её в карете Андрея Васильевича, но с тем, чтобы его карету конвоировали два, назначенные Кенигфельсом, унтер-офицера. Андрей Васильевич вынужден был на всё согласиться. Он, по крайней мере, мог принять меры, чтобы перевозка дорогой и милой ему девушки была для неё возможно менее беспокойна и вредна. Андрей Васильевич, уложив её в карету, провожал до монастыря сам, верхом на лошади, которую взял у одного из своих верховых. Отправляясь в монастырь с Гвозделомом, который поднимал принцессу, будто восьмимесячного ребёнка, Андрей Васильевич приказал Фёдору сыскать женщину, способную ходить за больной. К этому приказанию он прибавил магические слова, что он за всё платит, и велел везти эту женщину как можно скорее в монастырь. Так как карета ехала шагом, то Фёдор встретил их в монастыре уже с женщиной. Эта женщина была известная читателю подруга Елпидифора Фёкла Яковлевна.

— Где же герцогиня? — спросил у Кенигфельса Листениус, когда Гедвигу унесли.

— Здесь! — отвечал Кенигфельс, играя ключом, который дал ему Левенвольд.

— А герцог?

— Арестован фельдмаршалом.

Листениус только раскрыл рот от удивления и не сказал ни слова. Он помнил, что тогда было небезопасно говорить.

Возвратясь домой и идя к себе, Андрей Васильевич встретился с дядей, который выходил из его комнаты.

— Помилуй, где ты пропадаешь? — сказал князь Андрей Дмитриевич. — И в каком ты виде: весь оборван, перепачкан; скажи, что с тобою?

— Ничего. Провожал в Невский монастырь принцессу Гедвигу.

— Ты, друг, с ума сошёл. Сочувствие к падшим считается преступлением. Скорее во дворец, поклониться восходящему светилу, а потом к Миниху! Теперь это сила.

— Но, дядюшка, неужели же мне можно было оставить её на лестнице, разбитую до беспамятства, как я её нашёл?

— Понимаю, что тяжело, и тебе, как Зацепину, это было невозможно, хотя бы пришлось потом вынести за это пытку.