За воеводским домом, как и за другими более зажиточными домами, были сады. Сады эти были засажены черемухами и рябинами, разросшимися в такой степени, что были едва в обхват человеку. Густые, ветвистые яблони, кусты калины, малины, смородины и крыжовника составляли богатство сада. Посреди них в воеводском саду было посажено единственное неплодовое дерево – широкий, развесистый дуб, вокруг которого нынешним хозяином была устроена беседка. В углах этого сада, удаленных от дома, высились небольшие группы тоже саженных кедров, которые один из бывших воевод, большой любитель садоводства, занимая этот дом до самой своей смерти, лет двадцать пять с лишком, успел тут вырастить. У ворот воеводского дома и воеводской канцелярии стояли часовые с заряженными ружьями. Город был обведен валом, между которым местами была выстроена каменная стена с зубцами и башнями. За городом, невдалеке, на возвышении, белелись здания и высились главы и кресты церквей Зацепинской пустыни, мужского монастыря, в котором с самого начала своего отдельного княжения хоронились князья Зацепины и где лежали они рядом от самого князя Бориса Дмитриевича до князя Данилы, уступившего Зацепинск, и, наконец, до князей Дмитрия Андреевича и сыновей его Василия и Андрея Дмитриевичей – деда, отца и дяди князя Андрея Васильевича.
Воевода спал богатырским сном подле своей дражайшей половины, но выспаться ему всласть не удалось. Его покой нежданно-негаданно был нарушен приездом фельдъегеря из Сената.
Фельдъегерь прилетел к нему прямо на двор и поднял такой шум, что сонное царство поневоле поднялось. Он потребовал, чтобы воеводе сейчас же было доложено, для представления ему самонужнейшего и секретнейшего указа.
Воевода насилу успел опомниться и прийти в себя, приказав вылить себе на голову два ведра воды.
– Что такое? – спросил он.
– Указ, ваше высокородие, самонужнейший! – отвечал фельдъегерь.
Воевода дрожащей рукой распечатал пакет и узнал, что едет в их город и провинцию доверенная особа государыни, обер-шталмейстер, гвардии секунд-майор князь Андрей Васильевич Зацепин, для исполнения всемилостивейше возложенного на него поручения, и что поэтому следует принять его с подобающей ему честью и исполнять его требования и приказания, как бы они были требованы и приказаны самой государыней.
«Вот не было печали, – сказал себе воевода, прочитав указ. – С подобающей ему честью. А какая ему честь подобает?» И он послал за правителем своей канцелярии, городским головой, полицмейстером, обоими капитан-исправниками, отцом архимандритом, старшим протоиереем собора и всеми военными и гражданскими начальниками разных команд и учреждений.
– По важному делу, скажи; приказали, мол, сию минуту просить.
Все собрались.
– Какая же такая честь ему подобает? – спросил воевода у всех собравшихся на совещание.
– Какая честь? Известно какая! Как и всякому генералу, – начал говорить правитель канцелярии. – Ну явимся. Спросим, нет ли приказаний. Пришлем от караула почетного ординарца. А чтобы почтить еще превосходнее, господин полицмейстер назначит кого-нибудь от себя оберегать его спокойствие. Купечество, если захочет, может хлеб-соль поднести…
– С этим согласиться нельзя, – возразил полицмейстер из военных. – Если бы Сенат полагал, что мы должны встретить его, как всякого генерала, он не послал бы нарочного фельдъегеря с указом. Тут, видимо, особа доверенная и важная; так что хотя в указе и говорится, что он не более как гвардии секунд-майор, стало быть, простой генерал, но по званию обер-шталмейстера его следует считать выше.
– Да в указе сказано: с подобающею
– Прежде всего, где он остановится? Ведь он едет по службе, с поручением государыни; не на постоялом же дворе ему стать? – заметил другой капитан-исправник.
– Город отведет ему дом, – отвечал голова. – Может, и он чем-нибудь городу послужит, что-нибудь исходатайствует.
– Ну так, стало быть, – начал говорить воевода, – мы его встретим у городских ворот, проводим на отведенную квартиру, спросим приказаний, поставим ординарца и назначим полицейского. Не назначить ли почетный караул?
– Не лишнее ли будет? – заметил воинский начальник.
– Как же лишнее, помилуйте! Ведь доверенная особа, с поручением от самой государыни.
– Так-то оно так, а все кажется…
– Помилуйте, тут казаться нечего! Вы как думаете, господа? – спросил воевода.
– Разумеется, отчего ж не назначить. Честь лучше бесчестья! Сенат пишет, почему ж?.. Никто никогда не жалуется на излишнее чествование! – заговорили присутствующие.
– Итак, почетный караул?
– Почетный караул!
– Еще что?
– Я предложу ему своего повара, – сказал один из помещиков, приехавший вместе с другими послушать. – А городской голова похлопочет о припасах.