Род Корневых будет жить! Том 4

— Молодой господин! — поклонился мне китаец. — Добрыня Всеславович! — китаец поклонился и управляющему.

— Всё в порядке? — спросил я, отмечая, что Мо Сянь очень рад встрече с волчицей.

Мне кажется, встречи с Шиланью не делали его таким счастливым.

Хотя, вполне возможно, я придираюсь.

— Мо Сянь, что там с Кузьмой? — спросил я.

Потому что Мо Сянь сопровождал кучера и должен был посмотреть, как его устроят.

— Всё хорошо, молодой господин, — ответил китаец. — Кузьма пришёл в себя. Пока ещё слаб. Думаю, час-два как минимум ему ещё полежать нужно. А потом его накормят.

Я кивнул и обратился к управляющему.

— Добрыня Всеславович, я хотел пополнить своей кровью защитный артефакт. Думаю, вот сейчас это сделать или лучше после встречи с медведем, как вы считаете?

Управляющий внимательно посмотрел на меня и ответил:

— Вижу, силы у вас добавилось. Да, лучше обновить артефакт. Вы же надолго уедите?

— Не знаю пока насколько, — ответил я.

Управляющий понимающе кивнул.

Как бы да, ещё поступить нужно. Да и само обучение построено не так как в вузах в моём мире — один курс за один год. А тут нет, тут нужно сдать выпускной экзамен. Хочешь, сразу после поступления сдавай, а хочешь, всю жизнь учись… Хотя, вряд ли тут есть вечные студенты.

— Сейчас пойдёте к медведю? — спросил управляющий.

Теперь пришла моя очередь кивать.

— Как он? — спросил я.

— Всё в рамках договорённостей, — ответил управляющий.

— Я не знаю, что будет после посещения, — честно признался я.

— Что будет, то и будет, — серьёзно ответил Добрыня Всеславович. И спросил: — А вам обязательно нужно идти к нему?

— Да, — ответил я.

Всё это время мы стояли около крыльца конторы.

Мо Сянь, слушая наш разговор, машинально поглаживал демоническую волчицу. И как только я ответил, выставил перед собой руки, соединённые в кольцо, поклонился и спросил:

— Нести ногу?

— Неси, — попросил я.

И Мо Сянь с Глашкой ушли к саням, где лежали две свиные задние ноги — одна для медведя, а вторая домой.

— Что за ногу? — спросил Добрыня Всеславович.

— Поохотиться ж некогда. А без гостинца как пойдёшь? — усмехнулся я. — Вот и решил свиной ногой поделиться.

— Щедрый подарок! — похвалил управляющий.

— Так и медведь не охранная собачка, — пожал я плечами.

— Я понимаю, — стушевался Добрыня Всеславович.

— Как вообще кормите его? — продолжил я расспрос.

— Свежая дичь каждый день, — ответил управляющий. — Сами столько мяса не едим, сколько ему.

— Кровь должна восстанавливаться, — сказал я.

— Это да. Друз стало значительно больше, — вынужден был признать мою правоту Добрыня Всеславович. — Я так до конца и не понимаю, как вам удалось договориться с ним.

— Мне повезло, — с улыбкой ответил я.

А про себя подумал, что управляющий даже представить себе не может, насколько мне повезло! Ведь медведь не просто делится своей кровью, но и стал моим учителем!

Тем временем подошёл Мо Сянь.

Глашка суетилась вокруг, проявляла интерес к свиной ноге, но Мо Сянь взвалил ногу на плечо и нёс, не обращая внимания на прыжки и нарезанные вокруг себя круги.

Увидев его, я сказал управляющему:

— Тогда я сначала к медведю, а потом обновим артефакт.

— Хорошо, — согласился Добрыня Всеславович и вошёл в контору.

А мы с Мо Сянем в сопровождении прыгающей вокруг нас демонической волчицы пошли к руднику.

Взяли приготовленные факелы, зажгли их и погрузились в пещеру.

Мо Сянь пошёл со мной, а вот Глафира остановилась у входа и начала нас облаивать — по волчьи, с подвыванием. А потом и вовсе выть.

Сразу вспомнилась песня Виктора Цоя:

Волчий вой да лай собак,
Крепко до боли сжатый кулак,
Птицей стучится в жилах кровь,
Вера да надежда, любовь.

И я потихоньку начал напевать:

В небе над нами горит звезда,
Некому кроме неё нам помочь,
В тёмную, тёмную, тёмную ночь.

Так мы с Мо Сянем и дошли до развилки.

А там я забрал у него факел и сказал, что дальше пойду один.

Не знаю, что на меня так повлияло — то ли вой Глафиры, то ли вспомнившаяся песня культового певца. Но я не хотел ни с кем делить то, что меня ждёт впереди. И без разницы, что это будет.

Медведя я почувствовал ещё на входе. И отправился прямиком в то ответвление, в котором он находился.

И снова языки пламени факела плясали по стенам подземного коридора, вызывая причудливые игры теней.

А у меня колотилось сердце. То ли в волнении, то ли в предчувствии…

Я нёс факел и чувствовал себя Данко, выводящем людей из тьмы. Всё-таки Максим Горький был гениальным писателем — так передать моё теперешнее состояние!

Наконец передо мной замерцал барьер.

Задержав дыхание, как перед прыжком в воду, я шагнул вперёд и внезапно оказался лицом к лицу с княжной Таракановой.

От неожиданности я замер и уставился в красивое лицо девушки. А княжна склонила голову набок, как будто бы довольная моей реакцией на неё.