Род Рагху

24—25. Уделив должное время народным нуждам, он предавался радости уединения с дочерью властителя Видехи, и казалось — сама Лакшми, жаждущая быть с ним, приняла прекрасный образ Ситы. И когда в дворцовых покоях они созерцали картины, изображающие их скитания в лесах Дандаки, даже былые невзгоды будили в них счастливые воспоминания.

26—28. А когда побледнел лик Ситы, как трава сара[392], и сияющие очи ее стали еще прекрасней, безмолвно поведав о ее беременности, великую отраду обрел в ней ее супруг. Она похудела и перси ее изменили цвет. Тогда однажды, посадив ее на колени, счастливый муж спросил ее, нет ли у нее какого-нибудь особенного желания. И она пожелала опять посетить рощи обителей на берегах Ганги, где земля устлана травою куша, где лесные животные приходят к хижинам кормиться приношениями дикого риса, где юные отшельницы были в те годы ей подругами.

29—30. Пообещав исполнить ее желание, герой рода Рагху в сопровождении приближенных взошел на кровлю своего дворца, касающуюся небес, чтобы с высоты бросить взгляд на Айодхью, счастливую под его правлением. И приятно ему было видеть главную улицу города с богатыми лавками, корабли под парусами на реке Сараю и сады на окраинах столицы, где веселые горожане развлекались в обществе юных дев.

31—32. Он, лучший из красноречивых, праведный, чьи мощные руки подобны были царственным змиям, победивший самого могучего врага, спросил тогда своего соглядатая Бхадру, какие речи он слышал в народе о своем царе. В ответ на настойчивые расспросы, тот отвечал неохотно: «Все деяния твои восхваляют горожане, о владыка людей, кроме одного — что принял ты к себе царицу после пребывания ее в чертоге ракшаса».

33—36. В самое сердце поразил супруга Ситы этот удар, как удар молота по раскаленному железу, — ибо невыносимо ему было бесславие, бросающее тень на его жену. Пренебречь ли ему этим оскорбительным для него поношением или покинуть невинную супругу свою — не зная, какое решение принять, он пребывал в смятении и мысль его колебалась, словно на качелях. Но, убедившись, что ничем другим не может быть предотвращено бесчестье, как только отречением от супруги, он все-таки решился это сделать. Те, для кого добрая слава превыше всего, готовы отречься от собственного тела, не говоря уже о земных радостях. Удрученный, он призвал младших братьев, чье благое расположение духа исчезло, когда они увидели, как изменился он. И он рассказал им о недобром известии и молвил им такие слова:

37—42. «Видите, как запятнал я род царственных мудрецов, происходящий от Солнца и прославленный своей чистотой и праведностью, — так затмевает поверхность зеркала ветер, насыщенный водяными парами. Я не могу потерпеть, чтобы распространялась эта клевета среди народа, как пролитое в воду масло по волнам, — могучий слон ведь не потерпит привязи. Чтобы предотвратить бесчестье, я откажусь от дочери владыки Видехи, несмотря на то, что близок срок рождения дитяти, как отказался я когда-то от власти над опоясанной морями землею по велению моего отца. Я знаю, что она невиновна. Но недовольство народа значит для меня больше. Народ ведь и тень земли на чистом лике месяца объявляет пятном. Не напрасно удалось мне убить ракшаса, ибо было это ради отмщения обиды. Разве из кровожадности жалит разъяренная змея поправшую ее ногу? По всему этому вы не должны противоречить моему решению из сострадания царице, если вы хотите, чтобы вырваны были из сердца моего шипы бесчестья и дни мои продлились».

43. На эти непреклонные и жестокие слова государя, решающие судьбу дочери Джанаки, никто из братьев не посмел возразить, но никто не мог и согласиться с ними.

44—45. Тогда обратил взор на Лакшмаиу старший брат его, чья слава была воспета в трех мирах, и, рекущий истину, ему, назвав его дорогим братом, такой отдал особый приказ: «Твоя невестка уже высказала мне желание беременной — она хочет посетить лесные обители; возьми же ее под этим предлогом на свою колесницу, отвези к обители Вальмики и там оставь».

46—50. По велению отца нанес Бхаргава[393] смертельный удар родной матери — зная об этом, Лакшмана повиновался старшему брату; ибо веления старших надо исполнять беспрекословно. На колеснице, запряженной ретивыми конями, которою правил Сумантра, он отправился в путь вместе с Ситой, с радостью принявшей весть о поездке. Любуясь красотою тех мест, по которым они проезжали, она радовалась мысли, что ее супруг всегда поступает согласно ее желаниям; и неведомо ей было, что из волшебного дерева счастья он обратился в адское с листьями-ножами. Лакшмана пока скрывал от нее великое несчастье, которое ей предстояло пережить, но предостерег ее внезапный трепет в правом глазу — уже не доведется ему видеть прекрасный образ ее супруга! И бледность покрыла ее лицо, подобное лотосу. Опечаленная недобрым знамением, она мысленно молилась о благополучии царя и его младших братьев.