Род Волка

Второй человек выглядел более крупным и мускулистым, его тело было изувечено еще сильнее — так, что и не понять, где кончается одна рана, а где начинается другая. Ночной дождь смыл кровь, и стало видно, что одни раны резаные, с рваными краями, другие колотые, а третьи похожи на следы сильных ожогов. В области левой ключицы огромный синяк, правая голень безобразно распухла. Волосы на голове опалены под корень, а лицо превращено в какой-то фарш. И из этого месива в небо смотрят широко открытые серые глаза. У человека, кажется, не были повреждены только половые органы и вот эти самые глаза.

«Почему же ему их не выклевали?» — удивился Семен.

И вдруг понял почему. И ему стало страшно. Впрочем, это слишком мягко сказано. На самом деле его охватил ужас.

Человек был жив.

Более того, он был в сознании.

Вид изувеченного трупа открывает широкий простор для фантазии. Вид живого не оставляет для фантазии места.

Что делать?!

* * *

В состоянии молчаливой паники Семен пробыл довольно долго — несколько минут, наверное. Потом понемногу начал соображать. Правда, первая мысль была какой-то непотребной: нельзя оставлять жить существо с такими ранами. Это негуманно, недопустимо… Но…

Если смотреть на вещи трезво, то, во-первых, добить человека он все равно не сможет. Во-вторых, этот мужик лежит тут давно. И еще жив. А вдруг оклемается? Предположить такое, конечно, трудно, но если есть хоть малейший шанс… В конце концов, брюшная полость не вскрыта, проникающие ранения грудной клетки, может, есть, а может, и нет. Нога распухла, но на гангрену это не похоже.

Надо оказать первую помощь и вызвать… Нет, вызывать некого. Значит, сам. Медикаментов нет, перевязочных средств тоже нет. Так что? Если он лежит давно, то первое, что у него есть, — это обезвоженность. Значит, напоить и освободить от кольев.

Вода в реке отнюдь не была кристально прозрачной, и по-хорошему ее надо было употреблять кипяченой. Семен хотел было что-то организовать, но быстро сообразил, что это дело безнадежное — дров на острове нет. Можно, конечно, использовать в качестве топлива бревна плота, но для этого их надо расщепить, а как? В общем, Семен решил положиться на Божью волю: зачерпнул миской воды у берега и понес туземцу.

Он приподнял его голову, ткнул в губы край миски, чуть плеснул водой. Тот не реагировал. Тогда Семен пристроил голову на коленях, оттянул вниз нижнюю челюсть и плеснул воду в рот, облив, конечно, и грудь и шею. Туземец глотнул, потом еще и еще. «Та-ак, процесс пошел», — грустно усмехнулся Семен.

Нужно было как-то освободить конечности, и Семен слегка растерялся: человек не истек кровью явно потому, что эти самые колья как бы заткнули раны. Допустим, он выдернет кол у него из руки, начнется сильное кровотечение, он наложит жгут, и… что? Жгут, кажется, можно накладывать на два-три часа. А потом? М-да-а… Опять же, выдернуть палки просто так нельзя — они забиты в грунт, и в раны наверняка попадет инфекция. Не факт, конечно, что туземца прикончит заражение крови, скорее уж болевой шок, но все-таки…

В конце концов Семен решил в своих действиях исходить не из того, что сделать нужно, а из того, что сделать можно. Удалить палки из тела этого человека он может и сделает это.

С руками Семен справился часа за полтора-два. Колья он глубоко надрезал по кругу ножом, обломал их и снял с пеньков предплечья раненого. Дыры выглядели ужасно, но кровь почему-то почти не шла. Локтевые и лучевые кости были раздвинуты и смещены, но не сломаны. Правую ногу Семен освободил таким же способом — кол был загнан между щиколоткой и ахиллесовым сухожилием. С левой дело обстояло хуже — ее прижимало к земле утолщение на палке, размером почти с кулак. Пришлось расшатать кол, выдернуть его из грунта и перерезать с другой стороны. Грязи там хватало, и Семен счистил, что мог, ножом, а перед тем, как выдернуть, промыл обломок палки собственной мочой. Кровотечения и здесь не открылось. Создавалось впечатление, что туземца распинали грамотные специалисты: все сделано так, чтобы не нанести серьезных повреждений, от которых пленник мог быстрее загнуться, — гуманисты, блин!

Во время всей этой длительной процедуры туземец не стонал и не дергался, но боль явно чувствовал, хотя, наверное, не в полной мере.

Когда Семен закончил, уже сгустились сумерки. Вопрос о том, что делать дальше, рассосался сам собой — в темноте он просто ничего сделать не сможет. Осталось положиться на волю… Ну, в общем, на волю того, в чьей власти жизнь и смерть человеческая.