Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37

– Таня, привет! – выдохнула нечёсаная Варвара Андреевна, под бесформенным пуховиком у которой оказался застиранный халат. И тут же вывалила на Семёна Ильича произошедшее. Мальцева осуществила попытку смыться, но Варвара Андреевна попросила её остаться.

– Ну и зачем ты принеслась? – холодно поинтересовался Панин. – Позвонить не могла? И вообще, что я-то сделаю? Они уже не дети. У них уже у самих ребёнок.

– Я… Я не знаю, зачем, – чуть не простонала Варя и, шлёпнувшись на диван (рассказывала она почему-то стоя, суматошно сбиваясь с пятого на десятое), окунула лицо в ладони и заплакала.

Татьяна Георгиевна укоризненно глянула на разъярённого Семёна Ильича, налила полную рюмку коньяку и подошла к Варваре Андреевне.

– Варя, выпей. Залпом!

Та кое-как, трясущимися руками приняла рюмку и, клацая о край зубами, вылила с горем пополам в себя содержимое.

– Я не понимаю, какого чёрта ты принеслась?! – зло продолжил Семён Ильич, когда выражение глаз жены стало чуть более осмысленным и сфокусировалось на нём.

– Она «принеслась» за сочувствием! – сказала Мальцева. – За поддержкой. Зачем ещё женщины «приносятся» к мужчинам? Ребята, я, пожалуй, пойду. Это ваше семейное дело.

– Да нет никакого «нашего» семейного дела! – Панин с грохотом выдвинул ящик стола и достал оттуда пачку сигарет. – Это их семейное дело! – Он вытряхнул из пачки одну и стал нервно разминать её между пальцами.

– Таня, останься, пожалуйста! – попросила Варвара Андреевна, обратившись к Мальцевой. – Ты друг нашей семьи и… и, может быть, что-то посоветуешь. Ты же бросил! – ахнула она, увидав в руках у мужа сигарету.

– Бросил. Ты же не переносишь табачный дым! Всю жизнь переносила, а потом внезапно перестала! Я устал курить у себя дома, как в гостях – на лестничной клетке! – вот и бросил! – язвительно прокомментировал Панин, отправив сигарету в мусорную корзину. Через секунду туда же полетела пачка. Семён Ильич снова шаркнул ящиком стола и извлёк на свет электронную сигарету.

– Таня, ну что же делать?! Катенька уходит от Алёшеньки! Алёшенька… Алёшенька простудится! Он за ней по улице в пижаме бежал!

– Не простудится, – Панин пыхтел электронной сигаретой. – У него в крови эндорфины вперемешку с гормонами стресса. На таком коктейле даже чмо на палочке не простудится, не то что такой лось, – язвительно отчеканил Панин, и эрзац-сигарета отправилась в мусорную корзину вслед за своими чистопородными родственниками. – Идиотизм какой-то – вдыхать и выдыхать пар! Как в больничную прачечную сходил!

– Таня, что делать?!

– Вам – ничего.

– Но это же настоящая трагедия!

– Трагедия – это когда руку оторвало. Или с ребёнком что-то случилось. Или любимый человек погиб. А это не трагедия. И ничего не надо делать, – мрачно прокомментировала Татьяна Георгиевна.

– Как ничего?! Я сейчас к нему в отделение пойду…

– Двойку в дневник поставишь? – внезапно заорал Панин, подскочив на ноги. – Хватит ему уже позора! То жена прискакала, то мамаша заявится! Он – взрослый человек. Врач! Его давно по имени-отчеству называют, и куда он суёт своё мужское хозяйство – его собственное, мужское, дело. Жениться надо было по любви, а не потому, что женилка зачесалась! Сам теперь пусть и выкручивается. И Катька – дура! Подумаешь, с медсестрой переспал. Нечего было со своими котлетами тащиться! Меньше знаешь, крепче спишь! Тебе ли не знать? – последнее было сказано так ядовито, что Мальцева не выдержала и просто молча вышла за дверь.

Вышла за дверь – и даже не стала ею хлопать. Во-первых – всё та же модная «доводка». А во-вторых – Варя-то причём? Вышла за дверь, вдохнула, выдохнула – и пошла. Коридоры родильного дома всегда оказывали терапевтическое действие. Потому что тут она, Татьяна Георгиевна Мальцева, не не пойми кто не пойми кому, а заведующая обсервационным отделением. Самым крупным отделением этого родильного дома. Эти коридоры – реперные точки. А раз есть они – значит, есть и сетка координат. И можно проложить маршрут. А не как все думают, тупо уставившись в пустые небеса: «Зачем мы здесь?» Затем, блин! Делом надо заниматься. Желательно своим. И на глупые вопросы просто времени не будет.

Панин отправил жену домой на больничной «Скорой». Собственно говоря, он бы мог отправиться домой с нею. Ничто его сегодня в родильном доме больше не держало. За послеоперационной приглядят – тем более лежит она в ОРИТ. Да и не по сану начмеду слишком часто в роддоме ночевать. Но ему не хотелось домой. Мало там Варвары Андреевны и двоих сыновей, так теперь ещё и невестка с внучкой. За ними явно принесётся не слишком вменяемая сваха, и… И он этот курятник не в силах выносить!

Семён Ильич поднял трубку внутреннего телефона и набрал короткий номер. Ждал долго. Неужели она спать завалилась, мерзавка?! Да нет, она всегда спит очень чутко. Он набрал мобильный.

– Да?

– Ты где?

– В родзале сижу.

– В стенку пялишься?

– …

– Тань, ну прости меня.

– …

– Зайдёшь?

– Нет.

– А куда ты мотаешься по субботам?!

– Тебе разве не доложили?

– Марго сказала, что на конюшню. Ты лошадей полюбила? Или… конюха?