Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Можно выписать себе индульгенцию. Родильница не демонстрировала ни одного из симптомов острого послеродового психоза. Она не была тревожна. Возможно – немного подавлена. Но отсутствие послеродовой эйфории и вызванного гормонами подъёма – не симптом. Особенно если нет мужа. Грусть нивелирует эндорфины. Да и темпераменты у всех разные. Спутанность сознания? Не было. Совершенно адекватно реагировала. Отвечала на вопросы. Вела себя на обходах уместно и разумно. Бессонница? Ну, всю ночь с ней в блатной палате совместного пребывания Оксана не сидела. Мать сейчас на подобные вопросы не отвечает. Вообще ни на какие не отвечает. Ревёт белугой и головой об стены бьётся. Ревела и билась. Анестезиологи мощно седировали. Сейчас несостоявшаяся бабушка и очень под вопросом мать (учитывая состояние её дочери) – в спасительном наркотическом ауте… Да и если была у родильницы бессонница – так одна только бессонница не патогномоничный[13] симптом острого послеродового психоза. Нарушение аппетита? Туда же, к бессоннице. Не интересовалась ты, Оксана Анатольевна, сколько и что жрала родильница. По палате пакеты раскиданы. Кухня исправно поставляет заказанное в контрактном меню. Нет, не получается индульгенцию выписать себе, госпожа Поцелуева. Ты как давно последний раз про сон и аппетит родильниц спрашивала? Беременных – ещё да. А вот после родов… Тем более – после неосложнённых. Так что вздрючь сама себя. После – весь персонал на дыбу вздёрни. И чтобы самый юный интерн, чтобы распоследний студентишка теперь и про сон, и про аппетит как «Отче наш» расспрашивал в утомительных подробностях!.. Никогда не знаешь, что окажется диагностически значимым. Или не окажется. Но не тебе решать. Твоё дело – качественно работать. Ты не имеешь права хоть что-то считать не важным!.. Галлюцинации? Вот этого точно не было. Точно ли? А ты её спрашивала? И как об этом спросишь? Как одногруппник-дуралей когда-то, на цикле психиатрии на четвёртом курсе: «Итак, уважаемый, какая у вас мания?» Ну да, одногруппнику для сбора анамнеза выделили кондового параноидального шизофреника. В светлом промежутке. А он шизофреник только в психушке. «По гражданке» – он доктор математических наук. Так что, будучи в холодном состоянии, он детально расписал одногруппнику и свои мании, и клинические проявления всего спектра шизофренического многообразия. Интересней и доходчивей, чем в учебниках. Но спрашивать у галлюцинирующего, будучи уже и.о. начмеда: «Итак, уважаемая, какие у вас галлюцинации?» – глупо. Потому что для галлюцинирующего его воображение – реальность. Так что следует замечать. Но нечего было замечать за нормально родившей здорового младенца двадцатишестилетней девчонкой! Кроме некоторой общей угнетённости. Вот и надо было на неё внимание обратить! А не гонять по отделению невероятно деловой колбасой, изгибая насмешливо-высокомерно брови в разные стороны по разным поводам! Шапка Мономаха, Оксана Анатольевна, на ушах не висла оттого, что ты тут таким важным гоголем рассекала?.. Но, справедливости ради: никаких бредовых идей в отношении себя и новорождённого родильница не высказывала. Маниакальные проявления отсутствовали. Самооценка была адекватна. Разве можно считать неадекватной самооценкой рефрен: «Мамочка, помоги мне её перепеленать, я боюсь!»? Вот мамочку мамочки можно было признавать неадекватной. Коршуном бросалась, вырывая у единственной – как выяснилось – дочери её новорождённое дитя. А кто видел адекватных бабушек?.. Да и не возникают острые послеродовые психозы так рано! Это не типично! Это – атипично! Ну, четвёртая неделя после родов. Ладно, вторая… Но третий день?! Была не замеченная никем прежде тяжкая психическая патология? Или не тяжкая, но роды сработали как триггер – и добро пожаловать в мир каскадно съезжающей крыши!

Да, сильно ты себя успокоила, Оксана Анатольевна… Пойди к зеркалу, повтори ему вслух: «Ты ни в чём не виновата. Тебе нечего было подмечать, потому что никаких угрожающих звоночков не было!» Помогло? Нет. А что может помочь, если во вверенном тебе учреждении на третьи сутки послеродового периода совершенно здоровая молодая мамочка выбрасывается из окна люкса пятого этажа. С младенцем наперевес. Трёхдневный человечек всмятку. Женщина в реанимации в критическом состоянии.

Грызла себя Поцелуева не слишком долго. Всплакнула в кабинете, а тут и Мальцева приехала. И закрутилось-понеслось. Привели в себя мамашу девчонки, уже, увы, не бабуленьку. Допросили с пристрастием. Насколько это было возможно в данной ситуации. Но Мальцева, и Поцелуева, и реаниматолог были достаточно опытными людьми, чтобы на основании даже скудной информации делать некоторые вменяемые выводы. На родильном доме повис большой косяк. Грозили санкции. И совершенно справедливые.

Но состояние женщины – слава богам реаниматологии! – из критического стало крайне тяжёлым. А в течение суток – и тяжёлым. Забрезжил благоприятный прогноз.