Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Возжелала лошадок именно беременная англичанка. Прям в ладоши захлопала! Сперва она, конечно, изволила баню. Чтобы уж совсем а-ля рюс. И вот с ночи баня. С утра – пусть и шагом, но все два часа британцы оттопали по полю в седле. И только было, откушавши явств, щедро предоставленных женщиной в telogrejka, собрались проехаться по многочисленным окрестным Cloisters (московские товарищи говорили, что Lugetzkij Monastir на девяносто четыре года старше Америки!)[27] и в Museum – как тут и началось! Схватки! Под упоминание британской бере… пардон, уже роженицей – God’а, а женщиной в telogrejka – «О, gospodie!».

Поехали-понеслись бритиши на японском автомобиле московских друзей – со свистом, с плясками и прочей паникой, прихватив англоговорящую девицу из телефонной трубки, материализовавшуюся поутру во плоти, – в местную больничку, в небольшой российский городок. Бывший некогда западным форпостом Московского княжества и золотым городом России. Ну так, «некогда» – это когда было-то! А то – сейчас. Сейчас местная больничка не потрясала воображение. Ничем. И уж в особенности – антуражем. Английская дева, ничего прежде не боявшаяся всю беременность, при первых родовых схватках вдруг утратила всю хвалёную британскую выдержку и стала вопить громко и неразборчиво. Чем ещё больше напугала молодого врача приёмного покоя. Трясущимися руками он выполнил внутреннее акушерское исследование. К его радости, наружный зев шейки матки пропускал всего лишь кончик пальца! Роды первые. И он, путая всплывающие английские конструкции фасона «How are you?» с исконно русскими словами-связками, стал уговаривать иноязыкого парня везти супругу до Москвы, где купола золотые и рахмановские кровати обиты салатным, розовым и голубым полипропиленом. И санитарки владеют языком Шекспира. Тут уездному лекарю пришла на подмогу и начинающая английская роженица. Очевидно, придавленная торжественной винтажностью того помещения, где её осматривал доктор. Предварительно очень вежливо попросив ногами особо не размахивать, потому что от кресла держатели отваливаются. Кушетка, на которую она присела, – шаталась. Тётка, равнодушно измерившая её здоровенным ржавым циркулем, смотрела сквозь неё взглядом буддийского монаха, как бы не видя. Только если в исполнении буддийских монахов это вызывало священный трепет, что было понятно – пацаны-то видят такое, что простым смертным недоступно, то тётка в мятом и не слишком белом халате поверх свитера и юбки с точно таким же взглядом – трепета не вызывала. Может статься, что и очень зря. Скорее всего, и буддийские монахи, и эта русская медработница видят одно и то же. Просто у последней Public Relation похуже. Но сейчас английской девчонке захотелось кого-то тёплого и живого. Пусть он даже и не всё знает о вселенной. Кому нужна вся эта сакральная вселенская муть именно сейчас!

– One moment, please! – сдавленно выдавил из себя вчерашний интерн, ныне лекарь запустевающей ЦРБ[28], и стал куда-то звонить. Как поняла девчонка-студентка ветеринарной академии, подрабатывающая на конюшне и присутствовавшая при всей этой комедии переводчиком (прискорбно, но у врача был слишком уж скудный набор лексики, никак не желавший складываться в осмысленные сентенции), в московский родильный дом, где он буквально вчера проходил интернатуру.

Туда парочку и отправили. Уже без переводчика. И приняли британскую дамочку в обсервационный родильный зал. Потому что никаких обследований и карт она с собой не прихватила. Два молодых бравых идиота планировали ещё недельку-другую потусоваться в Москве и её окрестностях и затем отправиться рожать домой, в Лондон, по месту, так сказать, прописки. Ну или в самолёте. Наверное…

Заведующая обсервационным отделением Оксана Анатольевна Поцелуева – высшую категорию с неё сняли с формулировкой «за халатное отношение», но заведовать можно и с первой – распорядилась препроводить парочку иностранных голубков в семейный люкс. Чтобы не спровоцировать, упаси геополитика, какие-нибудь санкции Евросоюза за непочтительное отношение к гражданам Великобритании. И вызвала вести роды Маргошу. Которая уже немного поднаторела в английском языке. И у неё уже побывал колорадский фермер, и она уже разок к нему слетала. И тот – снова к ней… Так что короткие указания, окрики и междометия вроде Crikey![29] и Blimey![30] были ей отлично известны и отменно воспроизводимы фонетически. И англичанам чуждыми не казались – поколение Гарри Поттера. Знают, как изъясняется Хагрид. Но в основном, конечно, Маргарита Андреевна была звана за отменные акушерские руки. И со строгим указанием: никакого предлагаемого вознаграждения не брать! И уж тем более – не требовать! Санкции! Да не ЕС. А сперва – заведующей. Затем – начмеда с главврачом! И только потом, в последнюю очередь, – ЕС!

– Да иди ты, Оксана! – рявкнула Марго. – Я тебе что, дура конченая?!

– Дура не дура, а рефлекс может сработать. Так что смотри мне!