Роддом. Сериал. Кадры 14–26

– Так вот, в той ресторации, где мы с Волковым нежно ворковали, к нам присоединилась парочка его приятелей. При одном из приятелей была девица из таких, для которых тряпки не сублимация, а жизнь. Так вот эта девица, спокойно кинувшая на пол сумку стоимостью в годовую зарплату Панина, так и впилась в меня, где это я такое платье достала! Она, мол, из Монако погнала на Пятую авеню в Нью-Йорк, потому что ей сказали, что в тамошнем магазине её размер ещё остался – не достала! Потому что частный борт, видишь ли, через океан долго летит. Девица, могущая полететь из Европы в Америку только потому, что ей платья захотелось, не смогла отличить подделку, выполненную руками младшего Волкова, от оригинала! Это, знаешь ли… И – да! – он снял ему квартиру. И дал некоторые подъёмные. А уже вчера, после эпизода зависти от «Сумки Биркин», он и вовсе стал гордиться как ненормальный. И даже спросил у меня совета, чем ещё он может помочь сынишке…

– О! Он уже с тобой ребёнка обсуждает! Тань, это серьёзно!

– Ага! Маленького такого почти четвертьвекового ребёночка, – засмеялась Мальцева. – Куда уж серьёзнее.

– И что ты ему посоветовала?

– Посоветовала не просить у меня советов. И поинтересоваться у парня, не сошьёт ли он мне ещё парочку тряпок. Пока запал ещё есть меня благодарить. Он ему тут же позвонил. Тот с радостью орал в трубку, что для меня он сошьёт всё, что угодно, совершенно бесплатно, потому что я ему жизнь спасла!

– А ты чего?

– В воскресенье вечером изучала сайты самых дорогущих модельеров.

– Тань, ты снова тупишь. Я тебя спрашиваю: чего с Волковым? И куда теперь впишется Панин… или выпишется? И что с интерном?

– Да ничего, Марго. Отстань. Они что, матрёшки, чтобы их друг в друга «вписывать»? Пошли уже к попадье твоей. Третьи роды. И холодно, между прочим. Март, ёлки-палки. Где-то на Средиземном море уже мимоза цветёт и радостные феи в брендовых тряпках стучат каблучками по старинным мостовым. А мы с тобой…

– А мы с тобой повивальные бабки. Зато родину, сука, любим! Пошли!

Через час попадья Катя потребовала, чтобы её называли Екатериной Андреевной. Не вопрос. Стала метаться по коридору родильного зала и твердить: «Прости меня, белый свет! Прости меня, матушка сыра земля! Я по тебе ходила, много грехов творила: одну душу прости, а другую на свет пусти!» Тоже ладно, нехай бубнит.

– Екатерина Андреевна, вы же жена священнослужителя. Неужели вы полагаетесь на все эти суеверия? – спросила её Маргарита. Но роженица ей не ответила. А только ещё сильнее прижала сложенные руки к груди.

– Екатерина Андреевна! Катя, у вас что-то болит?

– Душа болит!

Спустя пару минут она потребовала от врача и среднего персонала, чтобы они отыскали ей счастливое место в сенях, в сарае или в гумне, распахнули все двери, отперли в сундуках замки, сдвинули с места столы и лавки, положили на землю пустой мешок. И немедленно отворили в церкви царские врата!

После чего шлёпнулась на пол.

– Преднизолон срочно! – схватившись за телефон, распорядилась в родзал Мальцева: – Святогорского в родзал первого этажа, немедленно! И бригаду – разворачиваться! Эмболия околоплодными водами! – тут же в трубку проговорила она.

– Да ты чё?! – испуганно ахнула Марго.

– Сердце это у неё болит, а не душа. Мечется – двигательное возбуждение. Я тоже, дубина стоеросовая! Беленькая, аж синенькая – бледность и цианоз. «Душа болит» – ну ясен хрен, боли за грудиной. Вот надо же было спутанного состояния сознания дождаться, чтобы осенило! Давление какое?!

– Семьдесят на сорок.

– Коллапс!

– Измеряли каждый час – в норме было.

В родильный зал внёсся Святогорский. На сей раз без шуток-прибауток. Ибо ему как никому другому отлично было известно, что в случае эмболии околоплодными водами нередко наступает молниеносная смерть, а та треть, которой посчастливилось не скончаться сразу, погибает в течение первого часа после появления первых симптомов. При эмболии околоплодными водами развивается коагулопатия, начинается массивное маточное кровотечение…

– Места уколов кровят! – деловито констатировала анестезистка.

Ночь прошла под знаками кардиогенного и геморрагического шоков. Закончившихся ДВС-синдромом… Попадью Катю спасли только скорость и слаженность действий врачей. И то обстоятельство, что анестезиологом нынче дежурил Святогорский.

– Классика жанра! – сказал он под утро, разводя руками. Они с Мальцевой стояли в ОРИТ[38] главного корпуса, куда была переведена попадья. – «Сколько есть в роддоме». Конец цитаты. Академик Владимир Николаевич Серов[39]. Это я о глюкокортикоидах, Татьяна Георгиевна. Если вы позабыли. Сколько мы в эту Катю влили итого?

– Литров пятнадцать. Или двадцать. Я ещё не все протоколы записала, не все бумажки приклеила.

– Ну, это тебе на неделю работы.

– Интерна посадила. Аркаша, она выживет? – устало спросила Мальцева.