Родео для прекрасных дам

После Кончака в наушниках зазвучали «Половецкие пляски». Когда раздался первый удар литавр, Катя, не выдержав и боясь, что лопнет барабанная перепонка, держала свой наушник в руках. Марьяна, чертыхаясь, опять возилась с настройкой. Было то громче, то тише — но все равно одни сплошные степняки, половцы и половчанки, несущиеся в бешеной пляске над темными зарослями крапивы и боярышника.

Был вечер. И они очень устали — день похорон всем им казался длинной дорогой. Идти по ней в элегантных туфлях от Марка Жакоба на высоких каблуках было тяжело и неудобно. Так хотелось присесть, отдохнуть — хотя бы вон на ту мраморную скамейку у соседнего надгробья, воздвигнутого знаменитому артисту кино.

После церемонии на Ваганьковском были поминки в ресторане. В семь вечера их увезло с этих поминок такси. Нателла Георгиевна не хотела и не могла быть в этот траурный вечер одна, не желала она и ехать домой, в «Радугу». Решили переночевать у Зинаиды Александровны. Светлана Петровна, позвонив домой и справившись у домработницы об Алине, тоже осталась ночевать вместе с подругами.

Они были вместе, как и всегда в дни бед и испытаний.

Зинаида Александровна заварила чай. Но Нателла Георгиевна не смогла его пить. Прошла в спальню подруги и как была в черном костюме, в шляпке с вуалью, легла на кровать. Зинаида Александровна бережно сняла с нее туфли, помассировала натруженные онемелые ступни.

— Я полежу тут немного, Зина, — сказала Нателла Георгиевна.

— Свет тебе оставить?

— Нет, потуши.

Зинаида Александровна выключила свет и прикрыла дверь в спальню. Чай она принесла в большую комнату, где на диване, поджав ноги калачиком, сидела Светлана Петровна. Рядом, конечно же, дежурил кот Батон. У него эти дни были тоже нелегкие и какие-то безрадостные. Его то и дело оставляли одного в квартире. А один раз даже позабыли налить ему в блюдце молока. Это было так не похоже на хозяйку, что кот даже не оскорбился — он просто был удивлен до глубины души. Как же такое может быть, а? От расстройства он не нашел себе иного занятия в пустой квартире, как сорвать свою досаду и беспокойство на ненавистных куклах, воцарившихся на подоконнике. А как же прикажете поступить, если вам надо точить ваши острые когти? Не о дверцы же антикварной горки из карельской березы это делать?

— Заснула она?

Кот Батон видел — это спросила Светлана Петровна. Вид у нее был какой-то необычный, словно в воду опущена.

— Нет еще. Ей вообще-то надо поспать, — Зинаида Александровна потрогала чайник. — Я ей потом попозже снотворного дам.

— Спина болит, просто разламывается, — Светлана Петровна потянулась. — Когда в церкви панихиду стояли, я думала — упаду. Ты тоже вся зеленая, Зинка.

— Сейчас пойду душ горячий приму, пей чай.

— У тебя варенье есть — то, из кизила?

— Принести?

— Я сама, — Светлана Петровна спустила ноги с дивана.

— Сиди уж.

Зинаида Александровна ушла на кухню за вареньем. Светлана Петровна встала, расстегнула «молнию» на черной юбке, сняла пиджак. Черный вдовий костюм от Марины Ринальди был небрежно брошен на кресло. Светлана Петровна осталась в черной шелковой комбинации и черных чулках. Кот Батон смотрел на нее во все глаза — ишь ты, стриптиз какой. А тело-то у нее дебелое, пухлое. Прямо рубенсовские формы. Что ж, зрелой женщине это даже идет. Он выгнул спину, мяукнул и осторожно понюхал юбку на кресле. Женщиной пахнет — духи, хм, того, резковаты, мускусом отдают и ванилью этой вонючей и еще какой-то приторной дрянью. Ничего эти французы в духах не понимают. Нет бы делали настоящие, божественные ароматы — валерианового корня, например, или тухлой рыбьей головы, за которую каждому уважающему себя коту и жизни не жалко.

— Что смотришь так любопытно, Батон? — спросила Светлана Петровна и свойски почесала его за ухом. — Вот такие дела у нас, котяра. Что смотришь? Куклы тебе нравятся, нет?

Она потянулась и взяла с подоконника куклу-даму и куклу-рыцаря. Увидела, что сделали с ними хищные кошачьи когти.

— Батюшки, да ты их все изодрал-то как! В клочья! Ну, держись, сейчас тебе Зинка задаст.

Батон понял, о чем речь. Прижал уши. Сделал вид, что ничего не происходит, когда вошла с вазочкой, полной кизилового варенья, Зинаида Александровна.

— Ты посмотри только, — сказала Светлана Петровна.

— Да я видела уже, — безучастно ответила Зинаида Александровна. — Это не кот, а бандит.

Она села на диван, взяла в руки куклу-рыцаря. Лицо его под забралом не пострадало от когтей, а вот на панцире остались глубокие царапины. Личико дамы было все изодрано, от нежной вуали остались клочья, досталось и атласному платью.

— Да все равно уж теперь. Пусть, — сказала Зинаида Александровна.

— А я их полюбила, — Светлана Петровна дотронулась до маленького рыцарского меча. — Не расстаешься с ним, мой любезный мальчик. Ты все такой же, как прежде, — верный, стойкий, преданный. Зина, а где у тебя та книжка, по которой ты нам тогда читала?

Зинаида Александровна нагнулась и достала с нижней полки журнального столика книгу. Светлана Петровна начала ее листать.