Родео для прекрасных дам

— Да, была. Девица — такая вся из себя. Куртка на ней была спортивная, кожаная — я такие в апрельском номере «Вог» видела в разделе «покупка месяца». Из Третьяковского проезда, по всему видно, куртышечка.

— А вы видели ее здесь с Авдюковым раньше — спутницу, не куртку? — поинтересовалась Катя.

— Нет, я же сказала — до этого с ним другие приезжали, и каждый раз разные.

— Что ж, он такой бабник был неуемный?

Вероника Мизина снова усмехнулась:

— А кто тут не бабник-то? Вы бы в разгар сезона прошлись по номерам, поглядели. Сюда отдыхать приезжают, оттягиваться, расслабляться. Ну и устраивают себе именины сердца.

— Этот Авдюков, он хоть раз приезжал сюда с семьей, с женой? — спросила Марьяна.

— Нет. Может быть, до меня когда-то. Не знаю.

— А вы давно в «Парусе» работаете, Вероника? — спросила Катя.

— Полгода.

— Вы живете в Щеголеве?

— Нет, в Москве снимаю квартиру.

— И сюда ездите из Москвы?

— А что? Тут близко — сел на маршрутку у метро и через десять минут здесь.

— Вы устраивались сюда сами или через кого-то?

— Ну, мне один знакомый предложил, приятель, — Мизина смотрела, как Марьяна записывает ее слова в протокол. — Просто сказал — хочешь? Жалованье хорошее — почти пятьсот «зеленых» в месяц плюс премии, плюс чаевые. Правда, у горничной работы невпроворот, но… Я работы не боюсь. А деньги на дороге не валяются. Я и согласилась — тут конкурс, отбор, требования к персоналу высокие — насчет вежливости там, манер, характера покладистого… Ну, я прошла.

— Расскажите, пожалуйста, про тот вечер, — попросила Марьяна.

— Я заступила на этаж в пять. Убиралась в двести тридцать пятом и в двести семнадцатом — ванные драила. Оттуда клиенты утром съехали — это же послепраздничный день был, двенадцатое… Занято на этаже оставалось всего три номера — двести второй в том числе.

— Авдюков со спутницей приехали когда?

— Десятого мая, вечером — где-то около восьми уже.

— А вы десятого, значит, работали? — уточнила Катя.

— Да, я же сказала — у нас дежурство дневное с восьми до пяти, затем ночное — с пяти до восьми.

— Но вы ведь поменялись ночными дежурствами, да? — быстро спросила Катя. — Так ведь получается, если считать? Десятого вы тоже в ночь работали?

— Я? Совершенно верно, я поменялась. А мне надо было освободить конец недели и выходные. Я сама хотела отдохнуть, друзья собирались — у нас сплошные дни рождения. А с этой работой, с этими майскими праздниками я совсем не могла…

— Да, да, праздники здесь, в «Парусе», время напряженное, мы понимаем, вы устали, нуждались сами в отдыхе. — Марьяна бегло записывала. — Так, значит, вы поменялись дежурством — ночным на двенадцатое число, правильно?

— Правильно, — ответила Мизина.

Катя взглянула на нее — показалось ли ей или это было на самом деле — в детском голоске горничной зазмеилась трещинка — еле уловимая для слуха.

— Ну и что было дальше в тот вечер?

— Ничего. Все как обычно. Вызовов от клиентов не поступало. Претензий, нареканий — тоже. После одиннадцати вечера, закончив работу, я сидела здесь, в кастелянской. Смотрела телевизор. Фильмы какие-то шли. Потом… поздно уже было, совсем, где-то… нет, не могу сказать точно — поздно… Я услышала в коридоре шум —голоса, дверь хлопнула — я же рассказывала в прошлый раз.

— Да, да, я помню, — Марьяна дружески закивала. — Только тогда это была беседа, а сейчас у нас с вами процессуальное действие. Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по уголовному делу. Кстати, я чуть не забыла — я должна предупредить вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.

— Как это? — спросила Мизина.

— Ну, это в нашем с вами случае чистая формальность. Вы же ничего от нас не скрываете?

— Я? Ничего. Да зачем мне что-то скрывать?

— Не волнуйтесь, продолжайте, Вероника.

— Я услышала шум, подумала: ну, сейчас вызовут. У нас артист живет на этаже больной, парализованный, с женой. На средства благотворительности. Я подумала — у него что-то. Но меня никто не вызвал. Потом программа по телевизору кончилась. И я задремала — проснулась…

— Что-то вас разбудило? — спросила Катя.

— Да нет… Может, сон какой-то привиделся. Я уже не помню. Я хотела встать, пойти умыться, и тут раздался этот жуткий крик. Я сначала не поняла, откуда он идет, выскочила в коридор. Кричали из двести второго. Дико, по-звериному… Я вбежала и увидела…

— Дверь номера была открыта? — спросила Марьяна.

— Да.

— Но ведь обычно клиенты на ночь номера запирают изнутри.

— Обычно запирают. Но в двести втором было не заперто. Я увидела клиента на полу, он корчился. Извивался от боли… как червяк… Это было ужасно видеть… Я бросилась к нему — думала, это припадок, сердце, но… Он так хрипел, начал снова кричать. У него было ужасное лицо — красное, просто багровое. От боли, от натуги. И рот… вы не представляете — у него губы были черные… Он не мог говорить, только хрипел и кричал. — Мизина провела рукой по лбу.

— В номере был беспорядок?

— Простыня валялась на полу, полотенца… А так все вроде было на месте. Если честно, я как его увидела, ни на что другое больше уже не смотрела. Кинулась к телефону, потом побежала звать на помощь.