Родери

Забавляет и внучка, с ненавистью глядящая на фиалки. Кроткий вид, кружевной платочек, прижимаемый к уголку глаза, личико полно вселенской тоски. Оли́йша, дочка старшего сына, любимица, если можно так назвать, доброго дедушки. Жила в доме, скрашивала досуг (в переводе на доступный язык – исполняла все капризы и прихоти властного старика). По всему видно, ожидает бóльшую долю наследства, потому и вызверилась на цветочки – будущие денежки утекают. Причитания девицы «Ах, какое несчастье!» не скрывают алчного блеска её глаз.

Только что прибывшего в Брэгворд Даллора удивляет отсутствие жён. В перерыве между визитами подозреваемых рассказываю, не вдаваясь в подробности, что все три госпожи Сарьэн лет десять назад в один трагический миг стали жертвами неправильного обращения с артефактом.

– Что за артефакт?! – взлетают вверх тонкие брови мужчины.

– Бытовой, строительный. Тот, что используется при расчистке площадок, – не моргнув глазом сообщаю я ему. – Все объекты в радиусе действия превращаются в труху. Вроде как беседку в саду они ставить собирались.

– А активировали в доме?

– В соседней комнате со спальней дражайшего свёкра. В результате девушек пришлось хоронить в одной могиле. Пепел было не разделить.

– А старик выжил?!

– Ни царапинки. В стены особняка оказались вплетены мощные заклинания, они устояли.

– Расследования не было?

– Сыновья на коленях умоляли господина Сарьэна не поднимать шум. Мол, бедняжки не замышляли дурного. Винкер сжалился и попросил Службу не вмешиваться – был там злой умысел или нет, Всевышний всех уже наказал.

– Ничего себе захолустный городок, – бормочет столичный маг, – страсти почище, чем в Эрносе. Хоть трагедии пиши и на сцене ставь!

Вошедший в дверь Файбэр немного сглаживает негативное впечатление от семьи. Мой друг спокоен и откровенен, признаётся, что тёплых чувств к деду не испытывал, но и на возможное обогащение не рассчитывал: пятый из семи внуков, вряд ли ему достанется что-то посущественнее сувенира на память. К тому же у Винкера Сарьэна было превосходное здоровье, которое старик тщательно берёг.

– Я ещё подростком понял, что на дедовы денежки надеяться глупо, – белозубо улыбается Файбэр. – Потому и пошёл учиться, а после – служить. Начинал с курьера в ратуше, затем перебрался в канцелярию, пробился в секретари. Третий год – личный помощник господина Биáльда. Не жалуюсь. Корона к своим людям щедра.

Сидя в тени, невидимая для молодого человека, я внутренне соглашаюсь. Далайн пошёл по стопам отца и деда, налоги в Лэргалле постепенно и постоянно снижаются, государственные служащие зарабатывают неплохие деньги. Настолько, что взятки нынче редки, да и карает за них король немилосердно, так что нынешний градоначальник, сменивший как раз такого, наказанного за взятничество, остерегается нарушать закон.

– Вы часто выезжаете за пределы Брэгворда по долгу службы? – роняет Даллор.

– Приходится. Господин Биальд наладил торговлю с Вáльзвордом, лично контролирует. Соответственно, хоть в неделю раз да надо ему полный отчёт представить. В Азги́ур мотаюсь постоянно, там питомник горртов, часть из которых поставляют в Брэгворд. Бáльмонд посещаю регулярно – начальник книжными новинками интересуется. В Остáйнворд тоже велено наведываться – в среднюю школу. Лучшим выпускникам потом места́ в нашей обещаны, у нас ведь все школы высшие, двенадцатилетние. В Зи́ргоре бываю…

– Спасибо, достаточно, – чётко очерченные губы моего начальника кривятся. И я его понимаю.

Все опрошенные, похоже, только и делают, что перемещаются между городами. Не сидится им в Брэгворде. Кто-то обожает столичные театры, иных заносит в музеи и галереи Бальмонда, один из внуков, Сáйзен, умудрился завести зазнобу аж на другом конце Лэргалла…

Файбэр уходит, и на нём родственники покойного заканчиваются, остаются слуги. С ними проще. Вселенскую скорбь они не изображают, но печаль присутствует. Да – хозяин был властный, требовательный, своенравный. Да – пренебрежения обязанностями не прощал и деньгами не разбрасывался. Но платил неплохо, по мелочам не придирался, юных девушек в тёмных коридорах за ляжки не щипал и ничего невыполнимого не просил. Пьяных и лодырей на дух не переносил, пусть за проступки спрашивал строго, так и несправедливо никого не обвинял. А что детей держал в чёрном теле – его право.

– Господин Сарьэн каждому сыну к совершеннолетию выделил внушительную сумму, – охотно делится с Даллором пожилая кухарка, Велéна. – То, что они в надежде на будущие миллионы все промотали, – их вина. Хозяин женился, когда ему за сто перевалило, госпожа вчетверо моложе была, но не повезло бедняжке, скончалась последними родами. Вот сыночки и решили, что незачем себя утруждать, денежки им и так в рученьки приплывут. Ни один образования не получил толкового, женились на финтифлюшках себе под стать, детей наплодили, когда сами из детского возраста не вышли. Жёны и вовсе такое устроили, что лишь традиция не говорить о покойных дурное от брани удерживает.

Женщина осуждающе качает головой: