Родичи

– И пилят наша здесь! – вскинул брови толстяк. – Оррррнелллла!!!

Студент Михайлов взял из рук девушки деньги и отдал Алику.

– Мы с вами в расчете.

– Друг мой, я вас не торопил! – Тенор упрятал пачку в бездонный карман музейного пальтища. – Видит Бог!..

– Идите, пожалуйста, в театр! – попросил студент Михайлов Ахметзянова и тенора.

– Как идите! – напрягся Ахметзянов. – А вы?

– Сегодня я не могу репетировать…

– Лидочка с ума сойдет! – отреагировал Карлович, впрочем, добродушно, наверное, представляя, как это будет выглядеть: Лидочкино с ума схождение…

– Пожалуйста, оставьте меня. Скажите, что у меня внезапно открылись важные дела… Или что хотите!..

– Я вас не понимаю! – не унимался патологоанатом. – У нас обязательства, в конце концов! Штрафные санкции!..

– Отстаньте от них, – прошептал Алик в самое ухо импресарио. – Я все улажу…

Все-таки он был добрым человеком, этот Карлович. Как и большинство полных и талантливых людей, он мог быть утром королевски великодушен, а вечером по-плебейски злобен. Но по существу добр. Сейчас было утро, и Алик под руку уволок Ахметзянова в сторону театра, оставив молодого человека и девушку одних.

Они поднялись и пошли, неторопливо, ничего не говоря друг другу, пока не оказались возле Вериного дома. Поднялись по выщербленным ступеням…

Рыжей подруге преподавали сегодня, что такое гипоталамус и каковы его функции, а Вера сидела в ванне под струями горячего душа, подтянув колени к груди, и смотрела на него неотрывно, как и он – вглядывался в нее своими небесами глаз.

Он – красив, думала она тягуче, волосы его прекрасны… Белые кудри лежат на черном свитере… Он не может быть олигофреном…

Струи воды согревали плечи, стекали по волосам, успокаивая тело, и ей захотелось заснуть прямо здесь, в коммунальной ванне…

Она закрыла глаза и уже не принадлежала себе, сознание окончательно растянулось, когда он отключил краны, вытащил ее из воды, обернул китайским шелком, отнес в комнату и положил в постель…

Прошли часы.

Она спала, свернувшись, словно дитя, а он сидел все это время недвижимо и смотрел куда-то в пространство.

А потом она проснулась.

– Ты помнишь меня? – спросила.

– Да, – ответил он не сразу, как будто ему сначала надо было вернуться откуда-то.

– Я – Вера… А тебя как зовут?

– Студент Михайлов…

– Имя?

Он несколько замялся.

– Дело в том, что у меня память отсутствует… Называйте меня студент Михайлов…

За ребрами девушки затрепыхалось сердце, и она вдруг спросила:

– Вы – олигофрен?

Тут с ним произошли перемены.

Он вдруг начал тараторить, что ничего не помнит, что ничего не знает! Не помнит имени девушки, как здесь оказался, не разумеет!.. Из глаз его хлынули слезы, и Вера, сострадая невероятно, выскочила из постели, бросилась к нему, обняла за шею и шептала в ухо что-то ласковое и теплое, пока он не успокоился, пока на лицо его не вернулась прежняя бледность, а язык не перестал рождать больные слова.

Так они сидели долго, оба молча, пока он вдруг не сказал:

– Тебя зовут Вера. Твои родители умерли, и у тебя была ранена нога…

– Откуда ты знаешь?!!

Она отпрянула от него, словно ожглась голым телом о его грудь.

– Я не знаю, откуда… Но я много знаю… Я помню.

– Зоська говорила, что на тебе опыты в медицинском институте ставят?

– Я не помню… – Он опять растерялся. – Я студент…

– Она говорила, что у тебя сердце с правой стороны!..

Не дожидаясь ответа, девушка вдруг вновь метнулась к молодому человеку и ткнулась ему ухом в грудь.

«Господи, – шептала она про себя. – Пусть с левой!»

Но в той стороне было ужасно тихо. Вера, скользнув щекой по пуловеру, прислонилась к правому соску и услышала мерное, слегка глухое биение.

– Оно стучит у тебя справа!!! – отпрянула от студента Вера. – Справа!!!

– Ну и что?

– Как что?!. Это же… сердце!.. – Девушка с трудом удерживалась от истерики.

Молодой человек продолжал пребывать в смятении и не понимал, что она хочет от него.

– У меня сердце слева! – Девушка взяла руку студента Михайлова и приложила ладонь под левую грудь. – Слышишь, оно стучит слева!

– Я не понимаю!..

– У всех людей сердце стучит слева! Разве это трудно понять?

– У меня справа. – Он успокоился, чувствуя, как под пальцами колотится сердечко Веры. – У тебя слева, какая разница?

Ей было много что ответить на этот вопрос, но вдруг слов не стало, мысли спутались, и самый главный довод, так и вертящийся на языке, вдруг исчез из памяти, как будто его и не было. Может быть, его вообще не было… У всех?..

– Если тебе не нравится, что сердце у меня справа, я могу уйти.

– Нет-нет! – замотала девушка головой так энергично, что ее подсохшие волосы застегали его по щекам. – Прости!.. – И стала гладить его лицо. – Ты же все забудешь!..

Он прислонился щекой к ее щеке.

– Я не забуду все. – И прошептал: – Орррнеллла!

– Ее здесь нет! Здесь только я, Вера!

– Я не помню зла, – сказал он зачем-то.

Они по-прежнему держались щека к щеке, и она чувствовала нежность его кожи, словно борода у него не росла – или действительно не росла?

– Скажи, ты спал с моей подругой?

– Я не знаю твоих подруг.

– Ты видел ее здесь… В первый раз… Зоська… Она учится в медицинском институте…