— Тьфу! — Генерал затряс головой почти гневно. — Перестаньте эту свою теорию в меня запихивать! Я этих вещей не понимаю и понимать не хочу! Бог создал мужчину, а к нему женщину приставил. И потому женщины не могут быть посланниками подземелья!
— Вы так говорите, потому что не гений! — Никифор осекся.
— Ничего-ничего, — улыбнулся генерал. — Продолжайте.
— А мне нечего стесняться, собственно! Я делал такие операции в своей занюханной больнице, какие в принципе считаются невозможными даже в лучших западных клиниках! Я, — Боткин понизил голос, — я провел операцию на собственном мозге… Зеркальную операцию… Это то же самое, что писать справа налево правой рукой и слева направо левой одновременно!.. Я не могу не признать в себе гения! Это было бы непростительно, потому что я бы не холил и не лелеял сей дар, а значит, утерял бы его!.. А знаете, что такое потерять дар?..
Генерал вопросительно вздернул брови.
— Потерять дар — Богов подарок не сохранить! Человек с Божественным даром не принадлежит себе и волоском единым! Он лишь обязан обслуживать свой гений, чтобы тот исправно работал на благо Богу!..
— Почему не людям?
— Все, что угодно Господу, благодать для людей!
— Вы что же, — немного удивился генерал, — вы — верующий?
— После того как по мозгам дубиной съездили, как молнией озарило! Частичку Бога в себе почувствовал!..
— А как вы отличаете Бога в себе от дьявола? Может быть, от лукавого у вас дар?
Иван Семенович пожалел, что задал этот вопрос, потому что после него Никифор побледнел смертельно.
— Я же людям добро несу, — сказал он растерянно.
— Вот вы операцию какую-нибудь уникальную сделаете, спасете человеку жизнь, а его потомок вырастет, к примеру, диктатором и миллионы человеческих жизней спалит. Может такое случиться?
Никифор кивнул.
— Так от кого ваш дар? Кто в вас гений внедрил?
— Схоластика все это! — неожиданно воспрял духом Боткин. — Вера важна, она защищает! Я вон вам сухожилия и нервы на руке сшил! А не будь меня рука бы через год засохла! Вы же хороший человек? Вам Бог помог! Через меня помог! Я проводник воли Его!..
Иван Семенович был согласен, что Бог ему помог, а потому успокоил Боткина своей уверенностью, что в душе хирурга оставлена печать именно Бога.
— Если хотите, — добавил генерал, — я в Бога не верую и в дьявола тоже!
— Как так! — ужаснулся Никифор. — Ведь в ад! — И приложил руки к груди, смотря на собеседника, активно сострадая.
— В ад так в ад! — согласился Бойко.
— Может быть, лучше литературку какую-нибудь почитать на досуге? — предложил хирург. — Я подыщу… — Понизил голос. — С батюшкой пообщаться!..
— Нравитесь вы мне! — честно признался генерал. — Чем, понять не могу, но нравитесь!
Рыжий Боткин захлопал рыжими глазами в стеснении.
— Что вы можете сказать об Ахметзянове? — неожиданно поинтересовался генерал.
— Это вы о патологоанатоме нашем спрашиваете?
— Именно.
— А что такое случилось?
— Пропал в тот день, когда вам по голове дали.
— Ай-яй-яй! — расстроился Никифор. — Что же вас интересует?
— Каким врачом был Ахметзянов?
— Что вы!.. — замахал руками Боткин. — Врач — это который лечит. А Ахметзянов со смертью имел дело. Вскрытия производил, да и только! Но надо сказать, делал он это отменно! Всегда отыскивал причину смерти! Талант!
— Может быть, гений?
Никифор на вопрос генерала лишь глаза сделал круглые: мол, два гения в одной больнице?..
— Я жизнь обслуживаю, а он смерть!
— Гениально обслуживал смерть! — подначивал генерал — Вот мы шофера моего хоронили, казалось, так и встанет сейчас из могилы!
— Пугаете все вы! — разозлился Боткин. — Не ахметзяновская заслуга это! Гример — гений!
— Многовато гениев что-то получается! — посчитал генерал. — Ну да ладно! А этот Ахметзянов ни в чем таком замечен не был?
— Как бы вам сказать… Не злоупотреблял своей работой?
— Не понимаю! — честно признался Никифор.
— Дело в том, что он не один пропал!
— Амурные дела?
— Он труп с собой прихватил!
— Как это?!
Никифор был изумлен.
— Вы помните, катастрофа железнодорожная была?
Боткин кивнул.
— Погибло четыре человека.
— Да-да, — подтвердил хирург. — Всех помню! Проводница, молодой человек, такой белокурый красавец с голубыми глазами, умер при мне, машинист и помощник его шансов не имели…
— Ваш Ахметзянов исчез вместе с белокурым красавцем! — сообщил Иван Семенович.
— Ахметзянов ваш! — парировал Боткин и почему-то обиделся.
Генерал усмехнулся, усматривая в Боткине черты все больше детские, и подумал о том, что гениев так и описывают — дети!
— Мой, — согласился Иван Семенович. — Я к вам специалистика подошлю в четверг, если не возражаете, попробуйте составить портретик этого белокурого!..
Боткин кивнул и сообразил, что Катерина тоже видела покойного, еще заметила: «Каков красавец!» Сам же хирург припомнил выдающиеся мужские достоинства голубоглазого, но осознал, что сердце мигом кольнула ревность, вспомнил, что сам эрекционен круглосуточно, хотя сейчас успокоен бромом.
— Ну, вот и хорошо! — улыбнулся генерал, поднялся с лавочки и утер рукой слезу, выбитую солнечными лучами. — Пора мне теперь! — протянул руку для пожатия.