Родимая сторонка

— А в том, что не буду раздельную уборку делать по-вашему, — упрямо досказал Кузовлев, — не хочу хлеб гноить.

— Не забывайтесь, товарищ Кузовлев, — суровея сразу, предупредил Додонов. — Вот уж за это своевольство отвечать вам придется. Понятно?

— И отвечу! — поднял голову Кузовлев. На крутой лоб его крупной росой выпал вдруг пот. — Вы приказываете косить пшеницу на низком срезе. Зачем?

— По опыту колхоза «Пламя».

— Ездил я вчера туда, — облизнул сухие губы Кузовлев. — И скажу вам, Аркадий Филиппович, не разобрались вы толком в этом новом деле, потому что не посоветовались со знающими людьми. Участок для опыта выбрали неудачный, рожь на нем редкая, да еще низкорослая. Такую рожь вообще раздельно убирать нельзя, А вы скосили-то ее на низком срезе. Да разве будет она держаться на такой низкой и редкой стерне? Вся, конечно, провалилась на землю. А тут еще дождики пошли, стебли у ней почернели, зерно прорастать начало. Колхозники граблями убирают ее сейчас да ругаются вовсю. То же и с пшеницей нынешней получится, ежели подвалите на низком срезе…

— А ну покажите, как сами жнете! — ринулся к жатке Додонов.

Увидев там незнакомого человека в шляпе и дымчатых очках, спросил недовольно:

— Это кто?

— Тимофея Ильича покойного сын, инженер, — сказал Роман Иванович, — отца хоронить приезжал да остался вот погостить. Интересуется, как машины ихнего завода работают…

— Ну, ну… — сразу громко и сердито заговорил Додонов. — Давно пора бы.

Здороваясь с Михаилом, оглядел его, прищурясь.

— Поломка, что ли?

За него ответил густым басом высокий усач с гаечным ключом в руке:

— Сейчас поедем, товарищ Додонов.

— А почему стояли?

Усач замялся, взглянув на Михаила.

— Прилаживали тут ребята приспособление одно…

И бодро заключил:

— Теперь пойдет!

— У вас пойдет, а вот как у других механизаторов, это мне пока неизвестно… — взглянул опять недоверчиво на Михаила Додонов. — Вы учтите, товарищ инженер, что нам во время уборки некогда ошибки конструкторов исправлять.

Михаил насупился, покраснел, но сказал вежливо:

— Учтем.

Кузовлев махнул рукой трактористу, чтобы ехал.

— Вот глядите! — присел он на корточки, когда агрегат тронулся. — Весь валок лежит на стерне.

Додонов тоже присел, кряхтя.

— А если пшеница будет реже? — сердито спросил он.

— Надо жать ее не на полный хедер, тогда валок будет меньше и удержится.

— А если начнутся дожди? — придирчиво допытывался Додонов.

Зоя Петровна тоже присела рядом с ним, усиленно мигая Кузовлеву.

— Нам с Елизаром Никитичем дождь не страшен! Пусть льет хоть неделю. Валок-то, видите, на стерне лежит, как крыша. Сверху солнце будет его сушить, а снизу — ветер. Через два дня после дождя молотить можно будет.

Додонов сумрачно поднялся и пошел к машине. Все нерешительно потянулись за ним.

Усталый шофер сладко спал на баранке, забыв выключить радио.

Спокойно и бесстрастно диктор сообщал, что правительство Чехословацкой Республики серьезно обеспокоено плохими видами на урожай в нынешнем году и что в среднем по Республике ожидается сбор не больше восемнадцати центнеров пшеницы с гектара вместо обычных двадцати пяти.

Все переглянулись, не говоря ни слова. Додонов ошеломленно и тонко крякнул, Роман Иванович принялся озадаченно скрести ногтями небритую щеку, напустив густые брови на глаза, а Кузовлев низко нагнул крутолобую голову, словно бодать кого собрался.

Поняв, что не место и не время сейчас итожить спор свой с лектором, Додонов заторопился:

— Теперь мы в Белуху, а оттуда — в райком. Ты, Роман Иванович, поедешь с нами, а вы, Елизар Никитич, проверьте тут с Зоей Петровной способ ваш хорошенько, и к пяти — оба на экстренное бюро…

— Аркаша! — с удивлением услышал Трубников зазвеневший вдруг заботой и участием голос Зои Петровны. — Обедать приезжай домой. Ровно в три.

Додонов грохнул дверцей, будто выстрелил.

10

— Ну, Васька, пора домой собираться! — объявил неожиданно брату Михаил, сбегая по ступенькам крыльца в сад, где Василий с Алексеем чистили рыбу.

— Успеем! — лениво поднял Василий белую голову. — Поживем еще хоть недельку у матери.

Михаил фыркнул на него:

— Тебе все лето можно тут брюхо греть, ты на пенсии, а я через пять дней на заводе быть должен.

За три недели Михаил отоспался, посвежел, немного даже округлился на материнских блинах и на парном молоке, но добрее не стал. Ко всем прицеплялся, над всеми посмеивался, всех задирал. Ероша мелкие серые кудри, подошел к берестяной кошелке с рыбой, небрежно ткнул ее узконосым туфлем, заглянул внутрь.

— Где ловили?

— В Иваньевском… — нехотя ответил Василий, ожидая какой-нибудь каверзы от брата.

— Одни щурята, гляжу я, да пескари… — разочарованно отвернулся Михаил. — В Иваньевский плес не только ведь щуки, а и осетры заходят с паводком…

— Взял бы да поймал, — огрызнулся Василий, — чего же ты моих щурят одних ешь?

— От нужды и кошка траву жует! — грустно вздохнул Михаил. — Уж я, кабы время было, поймал да угостил бы тебя свежей осетриной. А ты вот, бездельник, пичкаешь меня заморенными пескарями…