Родина

«Все ваши станки, перевезенные к нам на Урал два года назад, мы отправили обратно после самой дотошной экспертизы», — читал Николай Петрович, вновь узнавая четкий и убористый почерк лесогорского директора.

«Если же, паче чаяния, — а чего в долгой дороге не бывает! — случится порча или утеря какой-либо детали, пусть самой маленькой, немедленно телеграфируйте нам. Правда, у вас сейчас находятся и наш старейший кузнец Иван Степанович Лосев и наш главный «хирург машин» Артем Сбоев, — но и они тоже не боги: на Лесогорском-то заводе искать да фантазировать можно, не то что в разоренном месте. Теперь-то, в сорок третьем году, мы и на самолете сможем вам в Кленовск то-другое доставить, уж ежели зарез придет…»

— Обстоятельный старик! — ласково пробормотал Николай Петрович.

«Вопрос о реэвакуации оборудования Кленовского завода обсуждался у нас на особом совещании. Лесогорские стахановцы, кроме того, решили кое-чего вам добавить. Впрочем, когда прибудет эшелон, вы увидите, что уральцы постарались как можно богаче снабдить ваш завод всем необходимым для начала новой жизни. Но нас встревожило известие, что наш эшелон где-то болтается в пути, да и не желаем мы, чтобы пострадала честь нашего завода и нашего вам обещания. Отправляю вам письмо авиапочтой, а потом всякими способами будем искать, где застрял наш драгоценный груз. Не сомневаюсь, вы его скоро получите…»

— Золотой старик! — и Николай Петрович еще раз пробежал письмо глазами, будто желая продлить доставленное им удовольствие, потом со вздохом отложил письмо.

В дверь постучали. Вошел Пластунов, встряхивая фуражку.

— Добрый день, Николай Петрович! Ну и снег!.. Есть приятная новость: начальник товарной станции сказал, что через день-два прибудут наши станки. «Отыскался след Тарасов», так сказать, — известна даже станция, на какой эшелон сейчас находится.

Назарьев показал Пластунову письмо, полученное с Урала:

— Вот еще кто помогал нам разыскать наш эшелон!

— И прекрасно!.. Видите, дорогой директор, помощь страны нашему заводу возрастает! Сначала Москва, а теперь Урал шлет помощь. Радоваться надо, Николай Петрович!

— А прежде всего — готовиться к выгрузке, — сухо сказал Назарьев.

— Выгрузим, будьте уверены!

— А погода какая! — напомнил Назарьев. — Можно прямо сказать, адская будет выгрузка.

— Какая бы она ни была, станки будут доставлены на место.

— Когда вот только будут доставлены! — вздохнул Назарьев. — Люди у нас устают больше, чем им полагается, а за эти дни, пока я ездил по заводским делам, отвлечение сил и времени наших людей еще углубилось и стало, пожалуй, их второй профессией.

— «Отвлечение»… — повторил Пластунов, усмехнувшись уголком рта. — Вижу, вы даже подобрали термин, которым будете обозначать участие наших рабочих в восстановлении города.

— Должно быть, уж так я скроен, Дмитрий Никитич: ближайшая, сегодняшняя забота мне просто дышать не дает.

— А наш рабочий класс уже планирует на несколько лет вперед и никакого, как вы говорите, «отвлечения» не боится.

Подвижное, лицо Пластунова смотрело испытующе-серьезно. Не дождавшись ответа, он продолжал с той же терпеливой настойчивостью:

— Уж давайте лучше говорить напрямик: не только для нашей совести, и для общего дела так полезнее. Уж не хотите ли вы сказать, Николай Петрович, что наше участие в восстановлении города отрицательно отражается на восстановлении завода?

— Таких данных у меня пока нет, — признался Назарьев.

— И не будет у вас этих данных, — твердо сказал Пластунов.

Чуть заметным движением губ он ответил каким-то своим мыслям, и на подвижном лице его вдруг выразилась уверенность, смешанная с веселой хитрецой.