Родина

Чувилев начал смену в смятенном состоянии духа и все время следил за собой, чтобы не отвлекаться от работы. С трудом он мог представить себе, как он перестанет чувствовать себя в привычном окружении своей бригады, как должен будет заботиться обо всех бригадах цеха и отвечать за них. А хватит ли у Чувилева ума и способностей для такого ответственного дела? А вдруг он сразу оскандалится?

Пластунов любил, идя на работу, делать «крюк» в ту или иную сторону заводской территории. Каждый день парторг отмечал что-нибудь новое, радующее глаз: то стена коробки восстанавливаемого цеха стала выше, то на месте пробоины словно расцвело рыже-красное пятно свежей кирпичной кладки, то вместо бесформенного провала появилась круглая арка входа с высокими створками дверей, то в цеховых окнах заблестели стекла.

Шагая по заводскому двору, парторг памятливо отмечал радующие сердце перемены. Мартовское солнце слепило глаза. Стайка воробьев суетилась на дороге. Где-то робко постукивала капель.

Около кузнечного цеха парторга остановили Орлов и Лосев.

— Дело-то какое неожиданное, Дмитрий Никитич… — недовольно жуя толстыми губами, заговорил Василий Петрович. — Пришлось вот мне у себя в инструментальном складе вроде приюта устроить — и для кого? Наших молодых новаторов приютить пришлось… вот какие дела!

Он кратко рассказал о том, что было уже хорошо известно парторгу, а потом совсем сердито продолжал:

— Приют я им дал и знаю, что поступил правильно, но с данным фактом несогласен, никак несогласен, — и того и другого не должно быть!

— Мыслимое ли дело! — возмущенно поддержал Иван Степанович. — Ребята вперед глядят, а их вроде назад тащат.

— А впереди что? — сурово забасил Орлов. — Наш завод по области с первых своих лет был главным поставщиком металла всей областной промышленности: и завода сельхозмашин, и текстильной фабрики, и трикотажников… да какое производство ни возьми — за металлом все к нам.

— А после страшного-то разорения заказов будет в несколько раз отовсюду больше, — поддакнул Лосев. — Тут-то и подавай все скорее, тут-то скоростники себя и покажут! Но для этого им надо ход давать, дорогу расчищать, а не отпугивать. Вмешаться надо в эту прискорбную историю, Дмитрий Никитич!

— Не только вмешаться, — раздумчиво сказал Пластунов, — а и оттолкнуться от нее, как от «ключевой позиции» нашего партийного отношения к развитию нового в труде и технике.

В течение дня парторг не раз возвращался мыслью к «прискорбной истории». Присматриваясь к Челищеву, Пластунов уже не однажды имел повод отнести его к числу тех натур, которые ни одного дела не могут решить вне своей «личной проблемы», то есть во всем прежде всего видят себя.

Пластунов в шинели и фуражке, притопывая, расхаживал по комнате партбюро.

— Скорей бы уж зима катилась ко всем чертям! — сердился он. — Вот поставили в каждой комнатушке по печурке, а тепла все равно нету, сквозь эти тонкие стены все выдувает. А тебе, смотрю, жарко, уважаемый сменный мастер: щеки и уши горят, будто из бани!

— Я что-то покоя себе не найду, Дмитрий Никитич, — смутился Чувилев.

Пластунов снял с полки небольшой томик в простом переплете:

— Вот из этого сборника я хочу тебе кое-что прочесть…

Он раскрыл книгу, задымил трубочкой и с видимым удовольствием от предстоящего разговора удобно расположился за столом.

— Ты читал Бебеля, товарищ Чувилев?

— Бебеля? Августа Бебеля?.. Слыхал, но не читал.

— Так вот. В тысяча девятьсот двенадцатом году товарищ Сталин в статье «За партию» вспоминает об Августе Бебеле. Вот послушай, что писал тогда товарищ Сталин: «…нужно раз навсегда отбросить эту никому не нужную скромность и боязнь «непривычной» работы, нужно иметь смелость браться за сложные партийные дела! Не беда, если при этом откроются некоторые ошибки: раза два споткнешься, а там и привыкнешь свободно шагать. Бебели не падают с неба, они вырастают лишь снизу в ходе партийной работы во всех ее областях…» Ты, конечно, уже понял, что именно помогает нам с тобой осветить главный смысл нашего вопроса?

— «Бебели не падают с неба…» — повторил Чувилев и, заглянув в книгу, еще раз, про себя, прочел всю страницу.

Несколько сравнительных выводов, которые они сделали вместе с Пластуновым, убеждали Игоря в самом главном: он вступает в жизнь с «неизмеримо сильной подпорой», как выразился Пластунов, о которой и мечтать не могли молодые люди тридцать с лишком лет назад.

— Да, и сменные мастера не падают готовыми с неба… — уже раздумывал вслух Игорь, чувствуя, как на душе у него становится все легче и яснее. — Даже если десять замечательных мастеров выложили бы передо мной весь свой опыт, мне, по своей линии, все равно в каждом случае полезно искать новое решение.

На другой день Чувилев пришел на завод в тревожно-приподнятом настроении, которое еще сильнее охватило его, когда он после смены прошел в свою «экспериментальную мастерскую».

— Уж не так-то много работы нам осталось, ребята, — подбадривал он товарищей.

А Василий Петрович сочувственно поддержал:

— Где старание да умение, там и толк будет!