Родина ариев. Мифы Древней Руси

Я поблагодарил дядю за важную для меня информацию и тепло с ним простился. Теперь я возвращался в Крым не с пустыми руками. Я ещё не понимал всей значимости того, о чём только что узнал, но в моей голове бродило предчувствие, которое случается перед великим открытием. Я пожалел, что не захватил с собой карты того района Крыма, где мне приходилось вести свои исследования, но как только окажусь в замке…

Пока же из моей головы не выходило: тоннель… молот… «ванна Юсупова»… охотничий замок… усыпальница Даждьбога. Всё это каким-то образом соединено воедино. Крепко-накрепко! Эх, не случайно меня ранило возле этой «ванны Юсупова»! Вместе с пулями в моё естество проникло нечто большее. И его следует бережно извлечь, рассмотреть и по возможности верно истолковать.

К сожалению, действительность меня сильно разочаровала. Прибыв в Коккозы, я не узнал юсуповский замок. Точнее – сам замок я, конечно, узнал. Но вот усадьба… Куда делись прекрасные парки и виноградник? Из множества деревьев остались лишь единицы. Остальные были вырублены. Теперь их место заняли танки. Много наших танков.

Как разъяснил встретивший меня полковник Эрнст Шуберт, парки вырублены в целях безопасности. К тому же деревья мешали манёвру танков. Я не знаю, чем деревья не угодили танкистам, но вряд ли их отсутствие способно упрятать замок от любопытных взглядов. Скорее наоборот. Но что сделано, то сделано…

Как бы сильно огорчился дядя Карл, узнав, что его детище, к рождению и взрослению которого он приложил столько сил, уничтожено. А ведь я с таким упоением рассказывал о чудо-парке, как вымахали деревья, какой вкусный здесь виноград! Хорошо, что это всё случилось без меня. В своих последних письмах дяде Карлу я ни разу не обмолвился, что парков больше нет. Пусть остаётся в неведении.

6

С генералом Краузером я встретился через неделю. Всё это время он находился в Севастополе. И вообще, дни его пребывания в Крыму подходили к концу. Руководить нашим проектом он теперь должен был из Германии. А «Группу 124» поручено возглавить полковнику Шуберту (об этом я уже писал). Эти перемены меня расстроили ещё больше, хотя против Эрнста Шуберта я ничего не имел.

Генерал Краузер, выслушав мой доклад о поездке в Краков и ту информацию, которая касалась скрытого входа в юсуповский тоннель (о молоте он знал давно, с момента моего ранения), что-то записал в блокнот. А затем вдруг спросил, знаю ли я человека… Он назвал одну русскую фамилию, которая мне ничего не говорила.

Я отрицательно покачал головой.

– Никогда о таком не слышал.

– Известная личность, – сказал генерал, – ты должен знать его. Вы же вместе уходили из Севастополя.

– В двадцатом году? – уточнил я.

– Да.

– Среди моих однополчан я такого человека не припоминаю…

– Он был начальником контрразведки у барона Врангеля! – пояснил Карл Краузер. – Наверняка его фамилия была на слуху.

Я хмыкнул.

– Как же… Какое отношение простой солдат, каковым я тогда был, имел к контрразведке? Да ещё к её всемогущему шефу?

– Ну ладно. Не знал так не знал…

Конечно, мне было любопытно, почему это Карл Краузер решил связать моё имя с врангелевской контрразведкой. И я напрямую спросил об этом у моего начальника.

– Этот человек, – пояснил генерал, – проявил живейший интерес к юсуповскому замку в Коккозах.

– Сейчас или раньше?

– Тогда, в двадцатом году. Просто я это выяснил именно сейчас. Вот и подумал… Может быть, он служил когда-то у князя или был его доверенным человеком?

– Не могу знать… А нельзя ли его самого расспросить?

Генерал Краузер замялся.

– Он уже умер. А вот бумаги – остались.

– И что в них?

Карл Краузер отвёл меня в свой кабинет и указал на увесистый кожаный чемодан.

– Это всё, что от него осталось. Даю несколько дней, чтобы ты разобрал бумаги и мне доложил.

Я поднял чемодан. Ох и тяжело! Интересно, где мой покровитель его раздобыл? Возможно, привёз из Севастополя, где его обнаружили в развалинах одного из домов, а далее по инстанциям эта информация дошла до «Аненербе». Хотя есть вероятность, что и из Германии, куда стекались все ценные сведения из Западной Европы, представлявшие интерес для такой организации, как «Наше наследие».

На разборку чемодана у меня ушло дня три или четыре. Здесь лежали весьма любопытные свидетельства того памятного периода, в том числе касающиеся последнего, заключительного этапа Гражданской войны. Я вспомнил свою собственную боевую молодость, моих однополчан, горькие дни в Севастополе. Всё это было более чем печально. Захотелось выпить, и я пошёл к танкистам-офицерам, у которых спирт или шнапс были всегда.