"Родина" и другие произведения

Не глядя, сую ему в руку деньги, а он, скользя, как мышь, бесшумно ведет нас через сени в гигантскую спящую залу.

Веня идет скучающий и лениво смотрит по сторонам. А я мелко семеню, потупив глаза.

— Шюда, говорит шамеш.

Едва заметная дверь хрипит, отворяясь. И жестокий холод охватывает нас. Вниз ведут скользкие ступени. Мерцает светильник. А дверь за нами закрылась.

— Слушай!

Далеко внизу — гул.

— Я уж был здесь трижды, Веня. Я боялся… А с тобою не боюсь.

— Я тоже не боюсь, — говорит он: — но я не хочу итти. Я не хочу.

Он говорит: я не хочу — и идет вниз по скользким ступеням. Я не хочу говорит он и идет.

Спуск долог и душен. И чем дальше мы идем, тем все громче становится гул. Светильник мерцает по-прежнему.

Ступеней больше нет. Стена. За стеной высокий, густой гул, шум колес и удары бичей. А светильник потух.

— Лев, — говорит Веньямин: — идем!

— Здесь стена, Веньямин. Я много раз был здесь. Выхода нет.

И опять во тьме его голос зазвучал, как струна, протяжно и мощно:

— Иегуда! Сюда! Я знаю путь!

Тягуче открылась каменная дверь, и горящее золото солнца бешено ударило мне в лицо.

1

Первое, что помнил Иегуда:

Прямая, как царская дорога, улица. Тяжелое, сонное солнце слепит великий город, и белая прозрачная пыль плывет над Иегудой. Иегуда — мальчик в холщевом грязном хитоне и грязной тунике — сидит на мостовой и глотает пыль. Мимо летит колесница. Могучие кони, раскинув-шись веером, бегут храпя и задрав к небу безумные морды. А навстречу несется другая колесница. И с пыльным грохотом на узкой улице разъезжаются они, не замедляя твердого бега. Иегуда сидит посредине, и звонкие лидийские бичи свистят над его головой. Первое, что полюбил Иегуда.

Великий город, прямые и стремительные улицы, прямые точные углы и огромные спокой-ные дома. В Вавилоне родился Иегуда. Был он невысок и быстр, и дух его был слаб, как дух птицы неразумной, но хитрой. У него не было ни отца, ни матери, ни деда, ни друга и никто не знал рода его и племени, но был он иудеем. Иегуда знал: далеко на запад, за пустыней, лежит прекрасная страна, откуда пришла мать его, которой он не знал, и отец его, которого он не помнил. Иегуда видел, как соплеменники его молились на запад, умоляя таинственного и страшного бога Иагве о возвращении в страну предков. Но Иегуда не молился. Потому что он жил на улице и любил белую прозрачную пыль города, в котором он родился, Вавилона.

2

Но когда дул ветер с запада, желтела прозрачная пыль и колола глаза. Тогда вставал с земли Иегуда и бежал, покуда не утихал ветер. Как дикий, низейский конь, летел Иегуда по прямым улицам… На земле, глотая пыль, лежали вавилоняне и грелись под солнцем, Иегуда перепрыгивал через них, обгоняя колесницы, и львиной гривой развевались по ветру его рыжие иудейские волосы. Ветер дул с запада, через пустыню, из тех мест, откуда пришел отец Иегуды, которого он не знал, и мать, которой он не помнил. И желтый ветер пустыни поднимал Иегуду и нес, как песчинку, по Вавилону. Вавилон же раскинулся над Ефратом, прямыми улицами и прямыми перекрестками. Прямые, как солнечные лучи в полдень, падали улицы в реку, проходя под высокими набережными, и, прорвав медные ворота, ступенями спускались к реке. Камнем из пращи пробегал Иегуда под воротами, бросался в быструю воду и плыл. Река густо пестрела лодками и не раз ударяли иудея баграми и не раз окликали его грубо и больно. Но Иегуда не слышал и не видел. Переплыв реку, он взбегал по ступеням и, не стряхнув холодных, светлых капель с хитона, летел дальше, гонимый западным ветром.

Он был хил и немощен, но когда дул ветер из пустыни, то с восхода до заката и с заката до восхода бежал он быстрей ангаров, царских скороходов. Он пробегал мимо старого дворца на правом берегу, пробегал под пестрым новым дворцом, что стоял на горе. Восемь раз обегал он храм Бэла-Мардух, восемь раз по числу башен, стоящих одна на другой. Четырежды обегал он холм Бабил, где четырьмя этажами, высоко над городом, висели таинственные сады. Стража била Иегуду тупыми пиками, а стрелки натягивали толстую тетиву, чтоб посмотреть, обгонит ли стрела Иегуду. Стрела обгоняла. А Иегуда неутомимый, как желтый ветер, дующий с пустыни, бежал дальше по городу.

Вокруг города ползла великая стена Нилитти-Бэл. В четыре стороны света смотрела она, и все четыре стороны были равны, как ладони измерения. Сто ворот прорезали стену и у ста ворот трубили бактрийские трубы, возвещая закат. Вал был широкий, как улица, и на валу была улица. К вечеру поднимался Иегуда на западную стену и бежал по краю ее, глядя в пустыню, откуда дул ветер. Когда же стихал ветер, а пыль снова делалась белой и прозрачной, ложился иудей на стену и смотрел на запад, туда, где была таинственная, прекрасная, чужая страна.

3