С ней я познакомился шесть лет назад во время командировки на Дальний Восток. Студентка-первокурсница тамошнего университета, высокая и стройная, приехавшая покорять высшее образование из деревни вместе со своей сестрой. Они ютились в общаге, сводя концы с концами случайными, но в меру порядочными заработками. Девчонки трудились моделями на выставках, помощницами руководителей, однако на последних должностях они обычно не задерживались дольше испытательного срока, изгоняемые из офисов за безжалостный отказ начальству в половой нужде.
Спасение от голода и блуда сестренки нашли под крышей краевого Комсомола, куда их привел сосед по общежитию гидроцефальный Гена с японским автозагаром. Гена круглый год носил костюм с чужого крупногабаритного плеча. В брюки, затянутые на животе гармошкой, комсомолец заправлял сальный галстук. Рубашки у парня было две — белые, точнее некогда белые, жеваные, с ломанными воротничками. Несколько пуговиц были утрачены, однако Гену это не смущало, поскольку их отсутствие скрывал отталкивающий взгляды галстук. Навязчивое желание пожрать Гена побеждал ночной экспроприацией излишков хлеба и соевой колбасы у несознательных соседей по общежитию, презирая их за жадность и побои. Из имущества, кроме гардероба, у Гены был только портрет Ленина, удачно подобранный на помойке возле краевого законодательного собрания. О своих университетах Геннадий не распространялся, но «Три мушкетера», «Поднятую целину» и «Манифест Коммунистической партии» «сгрыз» от корки до корки, что позволяло ему оперировать словарным запасом, выгодно отличавшим его от собственного окружения.
То обстоятельство, что Генин интерес к сестренкам ниже их ушей не опускался, расположило девчонок к приятельству, которое и занесло их в рассадник мировой революции на Дальнем Востоке. В уютном двухэтажном особнячке на улице Мира в идейном родстве варились несколько поколений коммунистов. Товарищи среднего возраста, их немного, были представлены в руководстве партийной ячейки. Спиртным и деньгами они не брезговали, даже капиталистическими, налаживая агентурные связи в местной власти, братве и бизнесе. От этого сотрудничества социализм ударно побеждал в семьях партийных боссов, обеспечивалась аренда особняка, коммуналка и наглядная агитация. Копейка падала и на долю комсомола, чьи вожаки, а их было два, стыдливо и втайне от соратников пропивали милостыню старших товарищей. Спасаясь от суетливого безделья, в крайкоме постоянно чаевничали и кусочничали.
Выборы губернатора края, куда десантировали нашу группу политтехнологов, крайком встретил в счастливом предвкушении заработка и банкетно-фуршетного раздолья. Работа с «электоральным полем» входила в мою непосредственную компетенцию, поэтому в крайкоме я стал завсегдатаем. Лиза появлялась там часто, стараясь оправдать свое присутствие показушной суетой: или перебирала бумажки, или предлагала чай, или сосредоточенно пялилась в монитор, бесцельно ковыряясь в клавиатуре. Мы сдружились.
Мне нравилась эта девочка за природную искренность, иммунитет к человеческому гнилью и обезоруживающую красоту.
Через три дня ей должно было исполниться восемнадцать, а я улетал домой, неожиданно и безвозвратно. О вылете я узнал накануне в крайкоме.
— Ты даже не останешься на день рождения, — Лиза по-детски поджала губки, отведя глаза от компьютера.
— Завтра вечером должен быть в Астрахани. Извини, — мне почему-то стало ее жалко.
— А можно я тебя провожу, — блеснула брошенным взглядом девушка.
— Андрей, давай в штаб. Вещи заберем, а потом в аэропорт, — бросил я водителю, когда мы сели в машину.
Хитрый трехэтажный особнячок, спрятанный в колодце новостроек, был частной гостиницей, целиком снятой под нашу команду. На первом этаже небольшой конференц_ зал и столовая-бар, сверху номера.
— Ваня, я на улице подожду. — Стесняясь меня, Лиза вышла из машины с явной целью покурить.
— Хорошо, я быстро.
В дверях я столкнулся с одним из карманных борцов с «антинародным режимом», чье имя начинало стремительное восхождение на политическом небосводе. На бегу сухо поздоровался. Сумку я собрал минут за пятнадцать.
Лиза сидела в машине грустная и немного растерянная. Ехали молча. Мы расстались возле регистрации. Она пыталась не плакать, а меня терзала изжога предательства, причиненного этой маленькой чистой девочке.
— Але, Вань! Ты что замолчал? — скрипнуло фальшивой обидой.
— Да, — встрепенулся я от воспоминаний. — Ты где?
— В Москве, на Ленинском.
— Я в Крылатском.
— Если ты сейчас свободен, я могу через полчаса подскочить, — неуверенно потянулось в трубке.
— Конечно, свободен, Лиза. Ты на метро?
— Hе-а, на машине. Давай возле «Якитории».
Я уже стоял возле кафе, когда из потока на стоянку вынырнул новенький БМВ «икс шесть», глухо тонированный, на двух нулях и трех «аннах». Машина резко тормознула возле меня, правое окно опустилось. Воздух разрядила музыка. За рулем сидела Лиза, сильно повзрослевшая, резко похудевшая, с бледным лицом и подуставшими глазами.
— Привет. Поехали отсюда, у меня аллергия на рыбу, — несмело улыбнулась девушка.