Родина слонов

— Вишь, батька, чего вышло-то — перебрал Чуек медовухи. Утром гульбу продолжил и перебрал. А когда Чуек переберет — сильно говорливый становится, не заткнешь. Вот и стал трепаться, как он странников облапошил, как одра подсунул, а вместо него гору живую взял. Народ слушал, дивился. Еще бы не дивиться! Ежели бы врал Чуек, побили бы, и вся недолга, а так — гора живая у Кудряшовой родни на подворье живет. Почитай весь Куяб видел... Значит, не блазнит парень, правду говорит.

— Постой, постой, — Степан попридержал Гридю, — как это — на подворье?

— А чего? Та же скотина.... И сено жрет, и траву... Даже репой не брезгует.

— Он же потопчет там всех?!

— Да ни-и, — ухмыльнулся Гридя, — тятька Кудряшовый мужик правильный, такого не потопчешь. Вишвамитра ему показал, как с горой управляться — чисто как с коровой, только вместо хворостины дрын посерьезней надобен. Ежели что не так, сразу дрыном промеж глаз... А ежели полезное чего гора сделает — репу послаще, да чтобы прямо из рук.

«Вообще-то даже не плохо, что хлопцы умыкнули слона, — подумал Степан. — Элефанта вполне можно использовать в военных целях. Одеть в брони, на ноги — железные башмаки, против «чеснока»; посадить на спину погонщика и двух-трех стрелков. Серьезное подспорье пехоте получится».

— Так и чего Чуек? — напомнил Белбородко.

— Я и говорю, — встрепенулся Гридя, — слушок по Куябу пополз...

— Ну а Дубровка-то при чем?!

— Дык, дошли до пришельцев те слухи...

— Ну?

— Дык, скупили всех одров полудохлых на куябском Торжке... И в Дубровку продали... Говорят, Вишвамитра на ведуна Дубровки Угрима морок напустил. Угрим за тех кляч жита немерено дал...

Степан не знал, плакать ему или смеяться. Это ж надо, Гридя с Кудряшом предков цыган блазнить научили!

— Слона-то как звать? — только и спросил Белбородко.

— Это, как его... — напрягся Гридя, — имя такое диковинное, вроде как не имя, а брань срамная... А, вспомнил — Рабиндранатом кличут.

* * *

Кузнецы уже истомились их ждать. Вернее, двое истомились, третий — небольшого роста плотный мужик с рыжей бородищей и такой же рыжей шевелюрой — был занят ковлей. Хозяин кузни, звали его Вихраст, держал длинными щипцами раскаленную болванку, обозначал молоточком, куда надо шарахнуть. Молот, коим ворочал здоровенный парень по кличке Сычок (тоже рыжий), опускался аккурат в указанное место.

— Ты не дураком бей, а с душой, удар в уме прикидывай, не сосну валишь, — наставлял парня голубоглазый кузнец из скучающих, — запорешь, батька-то, небось, шкуру спустит.

Хлопец молчал.

— Ты молот-то как держишь, скрючился, ровно горбун, смотреть тошно... Спину-то, спину больше распрямляй, когда взмахиваешь... Сподручнее будет вниз обрушивать...

Хлопец отмалчивался, только пыхтеть начал.

— Ты не бычься, — «подбодрил» сынка Вихраст, — Василек дело говорит, он коваль знатный — старого на молодого перекует. За науку благодарить должен. До весны помахаешь, може, я тебя к тонким работам приставлю... Слухай, чего люди умные говорят!

— Да слухаю я, батя! — опустил молот хлопец.

— Ты зубы-то не показывай, молчи!

— Батя самому Перуну брони сковать может, доброго коваля он из тебя, хлопче, сделает, как пройдешь обряд посвящения в мужи, так из подмастерьев уйдешь, верно говорю, а, Вихраст?

— Поглядим, — буркнул Вихраст. — Бона Рябчик — юнак еще, а к тонкому делу допущен, потому — разумение в нем имеется и к старшим почтителен.

— Да когда я непочтителен был?.. — возмущенно шарахнул по заготовке Сычок.

— Цыть! Поговори у меня, сучье племя!

— Слушайся батьку!

Пот застил глаза молотобойца... Вихраст отер руки о кожаный видавший виды фартук, кликнул подмастерья:

— Эй, Рябчик, подь сюды... Перейми...

Степан невольно улыбнулся. Рябчик походил скорее на бычка-трехлетка, чем на рябчика. Ничего не поделаешь, уж ежели прилипло прозвище... Пока не пройдет обряд инициации, придется носить детское имя[14].

Подмастерье взял щипцы и молоточек, нацелился, застучал легонько.

— Лепо, — одобрил Вихраст и обратился к сынку: — А тож, как ты, Сычок, разуменья кузнечного не имел. Смотри, как выстукивает.

— Тю!.. — мрачно ответил молотобоец. И шарахнул в обозначенное место.

Степана Вихраст заметил уже давно, как не заметить, когда сотник и Гридя вошли в кузню. Но даже головы не повернул, видать, обижался на то, что ждать Белбородко себя заставил.

Наверное, решив, что достаточно подержал гостей «в дверях», Вихраст наконец подошел к Степану:

— А уж я думал — занедужил ты.

«Начальство не опаздывает, начальство задерживается, — подумал Степан, — кроме того, начальство не болеет, а поправляет здоровье».