Ни сам Макар, ни остальные ребята, да и даже командир, не полезли бы сюда, не приключись беды по пути. Отряд явно сдали, их гнали долго, прижимая к речке, ко второй, надеясь на переправу и возможность пострелять в это время. Но командир, Серега Малинин, Малина, не дурковал, хотя родился не здесь и места знал плохо. Малина вел отряд быстрым бегом, переходя на шаг сразу, как отрывались, оставлял секреты, снимавшие то людей, то, куда важнее, псов.
Малина, натуральный донской казак, рожак станицы под Новочеком-Новочеркасском, немцев ненавидел лютой яростью, такой, что зубами был готов грызть. И убивал без жалости, не разводя интеллигентных мерихлюндий. Пленные? Какие-такие пленные, война вокруг, пленные, придумали тоже… А они наших там что, на курорты отправляют?
Все знали — на курорты никого не отправляли. А случалось и хуже. Малина, зная о «хуже» многое, видевший своими глазами, уходил, если обсуждали Дон.
На Дон, после огненной бури на Волге, вернулись старорежимные, беляки, шкуровцы. А их, как часто случается, некоторые даже ждали, кланялись, протягивали хлеб-соль. Эти лютовали куда там немцам, эти вспоминали все, оставшееся за спиной с семнадцатого года.
Малине говорили, мол, везде такое есть, всюду подлецы найдутся. Малина слушал, кивал головой рассказам о Кубани, о горцах, среди которых отряд обретался частенько и уходил. Веры в людей ни у кого и не осталось, так, на чуть-чуть. Пока их как-то не спас лезгин с аусвайсом.
Плотный усатый дядька, вывозивший из сельца заготовленные хворост с бревнами, наткнулся на разведгруппу у речки. Отошел помыть руки и, развернувшись, уставился прямо на Малину в пяти шагах и с ножом в руке. Почему командир не бросил нож, не кинулся, по-кошачьи, чтобы перерезать глотку? Даже сам не смог потом объяснить. Вроде как увидел в глазах что-то, мелькнувшее и цепанувшее накрепко. Малина тогда не прогадал.
Разведгруппа шла четыре пары ног. Пятую, сержанта Бахметьева, тащили на плечах. Сержанта клюнула пуля, следом вторая, натворив дело в ляжках. Он не умер от кровопотери, но идти не мог. А Малина, полгода воевавший с одними и теми же людьми, нарушил все инструкции. Не добил товарища, приказал тащить на себе. А их уже гнали.
Макар был тогда с ними, и даже видел грузовик усатого, стоявший на краю села.
Через час они тряслись в кузове немецкой машины, аккуратно заваленные сухими нарубленными ветками, осторожно ели горячую лепешку, переданную водителем и не знали — чем все закончится.
Закончилось поздним вечером, стареньким доктором-армянином, ночевкой и новой ездой, теперь уже за старыми больничными матрацами. Лезгин отвез их в Кизляр, откуда требовалось перевозить боеприпасы для егерей, стоявших в горной Чечне. Из Кизляра группа вышла к партизанам на Кубани, и, отлежавшись, их снова отправили назад, воевать в горах и предгорьях, к своему отряду.
Здесь, на выступе скалы, откуда шла дорога на перевал, они оказались не случайно. Отступать все же оказалось некуда, их загнали, а туман дал отоспаться и хотя бы немного восстановить силы. Сниматься следовало прямо сейчас, когда тропка виднелась хорошо, хотя в горы лезть не хотелось. Стальные клинья у отряда имелись, но маловато. Веревок должно хватить, конечно, но теплой одежды почти нет. А больше двигаться некуда.
Шамиль, проводник из горских партизан, тоскливо косился на хребет, куда им скоро придется карабкаться. Шептал под нос, поминая милосердного Аллаха и не смотрел на Ваньку, атеиста и комсомольца, своего давнего дружка, встреченного у Малины.
Отряд должен был добраться до грузинских товарищей, передать им новое оружие, гранатометы, и забрать партию английских лекарств, в первую очередь — антибиотиков. Нападать на госпиталя немцев становилось все сложнее. После начавшейся бучи у их союзников, болгар с турками, немцы зверели с каждым днем. А караулы, обыски, облавы и проверки документов усиливали на глазах.
— Чуют гниды, чье мясо съели, как та кошка… — Малина злился из-за невозможности пополнить каптерку партизанского госпиталя и радовался творящемуся. — Сейчас-то наши начнут, зараз, наступать. Погонют сволочей и в хвост и в гриву, точно говорю, хлопцы.
Хлопцы соглашались и снова шли в горы, навстречу редким грузинским товарищам, помнившим честь с совестью. Тем перепадало медикаментами из совсем дальнего Закавказья, где турецкие оставшиеся армяне, объединившись с курдской армией, вовсю воевали с османами.
Курдов снабжали союзники, потрепанные, как и все за двадцать лет войны, но упрямые, как и все англосаксы. Лекарства, частенько, попадали лежалые, когда совсем выдохшиеся, но госпиталю, спрятанному в разросшихся прикубанских лесах и сопках, нужно было все.
Кубань, Дон, Кавказ, Причерноморье и даже Крым, отрезанный морем и узостью Перекопа, боролись и сдаваться не собирались. Где-то прижимали, остатки отрядов рассыпались и прятались, терпели и снова выходили дербанить и щипать серо-мышиных, считавших себя хозяевами.