Родина – за нами!

— Завтрак, герр гауптман. Омлет с колбасой, яблочный мармелад и хлеб. Кофе я заварил вам из собственных запасов.

— Чёрт, Ганс, не могу представить, как я буду без тебя после войны. — гауптман дружески потрепал солдата по плечу. — Так обо мне не заботилась даже гувернантка у моей бабушки.

— Думаю, герр гауптман, что после войны о вас будет, кому побеспокоиться. — солдат перекинул через плечо полотенце, которым смёл со стола. — Найдёте себе красивую фрёйляйн и та будет заваривать вам кофе по утрам, делать и сервировать домашний завтрак. Вы любите наши, баварские сосиски, с чесноком, травами и мускатным орехом, герр гауптман?

— Да, Ганс, люблю, но только не с утра. Никогда не отказывал себе вечером в паре кружек холодного мюншенера, вот тогда сосиски с твоей родины оказывались как раз к месту. Скучаешь по дому, Ганс? Да не бойся, я спрашиваю не для того, чтобы потом пообщаться с господами секуристами.

— Скучаю, герр гауптман. Помните, год назад вы лежали в госпитале? А мне герр оберст дал две недели отпуску, пока вы выздоравливали после операции. Попал как раз в мае, когда цвели ябло…

Роецки, который искренне привязался к своему постоянному денщику, прошедшему вместе с ним последние несколько лет, так и не успел узнать историю про апфельблумен в Баварии.

Блиндаж строился крепко, с накатом из двух слоёв брёвен и толстым слоем земли и дёрна. Но он не был рассчитан на прямое попадание снаряда советской гаубицы ДС-44, бьющей на несколько километров с закрытых дистанций, отправляя снаряд по такой траектории, чтобы в цель они попадали под практически прямым углом. Также гауптман, уже успевший присоединиться к компании своих доблестных предков, никак не мог знать, что выстрел был пристрелочным. А вот остальные, выпущенные в два десятка залпов после, ушли точно в цель, аккуратно укладываясь по позициям его собственной роты и всего батальона. Что мог успеть подумать денщик Ганс Лемке, так же осталось для него загадкой.

«Тралы», запущенные сапёрами, прошлись по минному полю густо, сорвав много круглых болванок, таящих в себе смерть всему живому. Густые клубы чёрного и серого дыма от сработавших мин, начали рассеиваться ветром, когда в ход пошли дымовые шашки. Первые тяжёлые фигуры горохом посыпались с бруствера вперёд, ведомые приказом и долгом перед собственной страной, семьями, незнакомыми людьми оставшимися за линией фронта, всем тем, что было для каждого из бойцов родным.

Там, позади, укрывшись в рощицах и перелесках, спрятанные за несколькими холмами, что тянулись по-над рекой, грохотали десятки орудий. Наступление трёх полков, просчитанное в штабе 2-ой ударной дивизии Приволжского фронта, началось в точно назначенные сроки. Сотни людей, весь сложный механизм, руководивший ими, сейчас работал на успех. И всего несколько человек, посвящённых в тайну, знали настоящее значение неожиданного удара на этом участке.

Остальные… остальные не знали ничего. Они просто шли вперёд, стреляя в уже хорошо видимые фигурки врагов, подносили снаряды, заряжали, вели огонь батарей. Стояли на КНП[19], кричали в эбонит микрофонов станций и полевых телефонов необходимые приказы. Рвали на себя ручки фрикционов, кидая стальные тела боевых машин вперёд. Нажимали на спуск, отправляя вперед очереди и одиночные. Передавали координаты, стараясь рассмотреть поправки через дым и летящие землю со снегом. Бежали быстрее быстрого, стараясь достать до немцев раньше, чем те опомнятся. Закидывали мины в жерла минометов, заставляя фрицев еще сколько-то секунд вжиматься в землю. Тянули катушки проводов, не надеясь на радиосвязь и стараясь обеспечить такое необходимое взаимодействие. Оттаскивали на себе раненых, захлёбывающихся кровью и матом из орущих и перекошенных ртов.

Для каждого из них наступил тот момент, которого ждали долго, упорно, стискивая зубы от ненависти и стыда. Они просто воевали, идя в бой против тех, кого не звали на эту землю.

Лейтенанта уже вскользь зацепило. Шальная пуля, скорее всего из штурмового карабина, чуть чмокнула на излёте. Прожгла рукав маскировочного халата, бушлата, нательного чистого белья, вспорола кожу с мякотью. Кость, слава Богу, не зацепила. Ближайший к командиру боец, торопливо выхватив перевязочный пакет из подсумка, наскоро перебинтовал. Кровь на лёгком морозце, к счастью, остановилась быстро. Взвод, также, как и три соседних, упорно шёл вперёд. Прикрываясь плотным серым дымом из шашек, играючи преодолели первые метров триста. Идти было несложно, воронки и чёрный снег от подорванных мин проложили хорошую дорогу. Пока ветер не разнёс дымовое прикрытие — шли на грохот от разрывов.

«Боги войны» не подвели, не дали испугаться. Рискованно, конечно, было идти под свистящими над головой тяжёлыми болванками. Но риск стоил того, первые несколько минут фрицы даже и не думали огрызаться. Сидели, вжавшись в землю, осыпаемые её мёрзлыми комьями, чёрным снегом и густыми красными каплями, летящими от тех товарищей по оружию, кому не повезло спрятаться от снарядов русских.