Родина зовет

Вот она, война, которую развязал германский фашизм. Против народа Германии, обманутого и ввергнутого в бойню, обернулись ее ужасы. Немцы еще надеялись ввести в действие новое смертоносное оружие, которое, как мы знали, испытывалось на острове Узедом, [165] - снаряды «ФАУ-1» и ракеты «ФАУ-2», но исход войны был уже решен окончательно. Всякое сопротивление приводило только к новым жертвам и разрушениям.

…После необходимой проверки рядовые нашей группы влились в соединение, которое сражалось на Одерском плацдарме. Мы, трое офицеров - я, Девятаев, Емец, - ждали подтверждения наших воинских званий и пока оставались вне действий. В те же дни получили письмо от Володи Соколова: «Ванюшка! Миша! Пишу из окопа под Одером. Свистят пули - напишу немного. Я уже старший сержант. Мой командир полка - Герой Советского Союза. Надеюсь, скоро буду и я».

Из семи человек, ушедших на передовую, остался в живых только Федор Адамов. От него я и узнал через много лет о судьбе наших товарищей. Всех их зачислили в одну роту 777-го стрелкового полка, обмундировали, вручили оружие. Адамов получил пулемет, остальные ребята - автоматы. Они участвовали в захвате города Альтдама. После тяжелого боя, Адамов помнит, все были еще живы. В середине апреля началась подготовка к форсированию Одера. Рота заняла свой рубеж, укрепилась. Все были вместе и видели друг друга. Под утро 14 апреля началась артиллерийская подготовка. В 6.30 утра был отдан приказ форсировать Одер. В числе первых ушли Петя Кутергин, Урбанович, Володя Соколов. Володя Немченко не мог стрелять: у него был только один глаз, - его определили в санитарную часть. Иван Олейник, разбивший колено при посадке самолета, остался в Штутгарте. Сам Федор Адамов прикрывал форсирование пулеметным огнем на правом берегу.

Бой длился до полудня. Федор Адамов был ранен. Володя Немченко делал ему перевязку.

С тех пор никого из друзей по перелету Федор не видел. Видимо, как он предполагает, Володя Соколов, Петя Кутергин и другие погибли при контратаке фашистов.

Федор Адамов целый месяц пролежал в армейском госпитале. 8 мая его в числе прочих выздоровевших раненых стали выписывать, выдали документы, но вдруг по радио сообщили, что войне конец. Тогда вернулся он на родину, в свой колхоз, стал работать шофером. [166] Сейчас у него большая семья, шесть человек детей; один уже учится в техникуме, другие - в школе, а малыши еще сидят дома.

Рассказ Феди Адамова немного прояснил для меня судьбу моих товарищей, и все-таки до последнего времени жила во мне какая-то надежда, что не все они погибли в чужой Германии, в бою за нерусскую реку Одер.

Но от этой надежды все отпадают и отпадают какие-то живые узелки. Так постепенно я узнал, что предположения Феди Адамова справедливы.

Недавно путем сложной переписки мне удалось отыскать довоенный адрес Володи Немченко. Я послал по этому адресу письмо, не надеясь, что он ответит мне, и все-таки немного ожидая этого. Ответила его двоюродная сестра. Оказывается, Володя так и не вернулся домой. Его мать и родственники ничего не знали о нем. Забрали немцы парнишку, увезли в неволю, и сгинул он навсегда с родных глаз. Мне стало окончательно ясно: погиб Володя где-то под Берлином в последние дни войны. Мое письмо было для его родных целым откровением. Они узнали тяжелую правду о страданиях и гибели дорогого им человека, но лучше правда, чем неизвестность и думы, думы, пустые, тянущиеся годами надежды…

Не вернулся домой и Володя Соколов. Только в этом году я напал на след его матери и младшей сестренки Риммы. Они живут на севере, в Мурманске. Римма мне сообщила, что последнее письмо от Володи они получили в мае 1941 года, он стоял тогда под Киевом, в Белой Церкви. В 1958 году мурманские журналисты сообщили им, что Володя с другими товарищами совершил побег из концлагеря на немецком самолете. «После звонка друзей-журналистов, - пишет Римма, - мама тяжело заболела, так что даже заговаривать с ней о Володе я боюсь». Теперь, по моим рассказам, они знают о последних годах Володиной жизни многое, почти все…

Вот так - не все, но уже и немало - узнали мы о товарищах по перелету спустя пятнадцать лет после войны. Весной же 1945 года, кроме коротенького письма Володи Соколова, мы ничего не имели от них.

В то время мы тоже рвались на передовую, досадовали, [167] что нас долго держат на пересыльном пункте, писали нетерпеливые письма в Верховное командование. Ответов не получали и продолжали двигаться на запад вместе со штабом армии.

На пересыльный пункт прибывали все новые и новые люди. Одни из них сами убегали из фашистских лагерей и тюрем, других освобождали части Советской Армии. В этой массе людей опознавались предатели и полицаи. Притаившись, они хотели скрыть свои прошлые злодеяния, свою службу фашистам, хотели забыть, что на их совести десятки замученных и убитых соотечественников. Их находили, разоблачали, они бросались на колени, вымаливая пощаду, унижались, лгали, истерически рыдали. Немногим удавалось уйти незамеченными, проскользнуть, избегнуть возмездия.