Родинка в законе

В садике воспитательница назвала Мишу «медведем Балу», но в школе это прозвище, которое так нравилось мальчику, не прижилось. Трудно было сравнивать верного друга Маугли с вредным, подленьким Мишей. Его ненавидели в классе почти с той же силой, с которой любили и уважали балагура Игоря. Но, когда в шестом классе Мише решили устроить «тёмную», именно Игорь взял его под свою защиту. Их дружба никогда не была на равных, наверное, потому что Игорь так и не освоил науку предательства, которая у Миши была заложена на генетическом уровне. Уходя на зону, Гурман даже не догадывался,

«какая же дрянь» его сдала и всегда был искренне благодарен другу за своевременные передачи. После того, как Балуев похоронил отца Игоря, пока тот находился за решёткой, верность друга перешла на более высокий уровень. Он никогда не пытался оспаривать лидерство Балуя, безоговорочно подчинялся всем его приказам и строго следил, чтобы не только тень непокорности, но даже косой взгляд в сторону шефа не был брошен.

Балуев не интересовался личной жизнью друга, хотя, в душе, частенько завидовал его успеху у женщин. В молодости были страсти, ревность, бурные романы, но, перешагнув сорокалетний юбилей, оба воспринимали отношения с противоположным полом более спокойно, предпочитая услуги хорошо оплачиваемых профессионалок, случайным знакомствам.

Взгляд Балуева снова переместился на Тамару. То, что «княгиня Табанидзе» не имела никакого отношения к украденным деньгам, он понял давно, но случилось то, что случилось. Теперь он старался прокрутить мысль, кому же было выгодно вбросить липовую информацию о её причастности к этому делу. После всего происшедшего договориться с Давидом не представлялось возможным. Необъяснимая смерть Константина Табанидзе, похищение Тамары, создало предпосылки для конфликта и на его разрешение нужно было время. Брошенные на поиски Уфимского силы, никаких результатов пока не дали, парень, как в воду канул. Анфиса Капитонова, снова выходившая в лидеры на пост главной подозреваемой, канула туда же. Всё было так тяжело и запутано, что Балуев в очередной раз почувствовал «запах жареного».

Опрокинув рюмку, он одним глотком выпил остатки коньяка и, грузно поднявшись, вышел за дверь. Состояние внутреннего холода не прошло. Вспомнив, что клин выбивают клином, Балуев решился на прогулку. Чистый, нетронутый снег не таял под прямыми лучами солнца, отражая зеркальные блики. Солнечные зайчики словно играли в прятки, подпрыгивая на покачивающихся от лёгкого ветра сосновых лапах. Пройдя несколько шагов, он поёжился и поднял меховой ворот куртки. Красота красотой, но мороз, обманчиво мягкий, опускался ниже двадцати градусов. Уехавшие ребята должны были уже вернуться и Балуеву даже показалось, что снег за сараем заскрипел. Поискав глазами, он так никого и не увидел. Что-то насторожило. Тишина. Да, именно, тишина. Мягкая, угрожающая. Ни трескотни сорок, ни хлопанья крыльев.

Первый холодок опасности стукнул под сердце. Стараясь не показать вида, Балуев внимательно оглядел окрестности. И вот они – детали. Всё утро шёл снег и после отъезда водителя с бухгалтером, тропинку снова запорошило, чёткость линий стёрлась, превратившись в еле заметную извилистую канавку. Сейчас же канавка снова приобрела угловатость и, приближаясь к дому, свернула за сарай…

Надо было медленно войти в дом, не показывая предполагаемому противнику, что он обнаружен. Но напряжённые за последние дни нервы не выдержали. Бросившись к дому, Балуев поскользнулся, шлёпнулся на обледенелое крыльцо и позорно перебирая руками, пополз на четвереньках. Перед глазами мелькали отпечатки следов, тонкие соломинки, выпавшие из старого веника… Все эти мелочи зрение фиксировало автоматически, в то время как скрученные страхом пальцы шарили по слежавшемуся снегу, продвигая тело всё ближе и ближе к спасительной двери. Приподнявшись, Балуев вытянул руку вверх, цепляясь за тяжёлую чугунную ручку.

Эхо от выстрела, прогремевшего в лесу, долго металось между деревьями, путалось в тяжёлых ветках и, наконец, исчезло высоко в небе. На долю секунды в доме всё застыло. Грубо столкнув Тамару под стол, Гурман подскочил и в два прыжка преодолел расстояние до выхода. Опустившись на корточки, медленно приоткрыл входную дверь. Чуть сдвинувшись, дверь уперлась во что-то мягкое. Зрение автоматически фиксировало всё, что происходило вокруг. Уже не прячась, он высунул в проём руку, схватил Балуева за куртку и сдвинул тяжёлое тело в сторону. Балуев прерывисто хрипел, не сводя с друга стекленеющего взгляда. На чёрной куртке рваными краями взлохматилось пулевое отверстие. Раскрыв дверь шире, Гурман резким движением втащил тяжёлое тело внутрь. Скрип снега под ногами бегущих к дому парней бил по ушам пулемётными очередями.