Родиной призванные(Повесть)

Сразу после ухода партизана собралась почти вся семья Поворовых. Приехал из дальних деревень Отец, где шил и перешивал всякое тряпье, чтобы как-нибудь прокормить семью. Трудно жилось безногому ветерану империалистической войны, зато неоценимую пользу приносил он солдаткам и всем деревенским людям. В любую погоду костылял по завьюженным дорогам, переходил из села в село, и всюду встречали его словами благодарности. Возвращаясь домой, старик рассказывал сыну о великом горе, принесенном оккупантами, о кипящей против них злобе и ненависти. Все знал отец: где появились следы партизан, в каких домах живут предатели, сколько полицейских в том или ином селе. По его сведениям Поворов составил подробную карту полицейских станов, передал ее Данченкову и за Десну — партизанскому комиссару Мальцеву.

— Ну как, работает твоя фирма? — шутил дядя Коля.

— Э, братец, фирма Поворова не подведет… Действуем по заранее обдуманному плану. Сообщи Федору, что староста в Дмитровке продает наших людей. В селе Рябчи, близ аэродрома, начальником полиции служит бывший дьякон по прозвищу Савенок — сущий бандит… Рыщет по округе, убивает комсомольцев, коммунистов. Этого бандита тоже надо убрать. Но как? В Рябчи и Дмитровке действовать нужно очень осторожно.

Часов в девять вечера в дом Поворовых пришла группа партизан. В приговоре значилось, что дмитровский староста забирает у крестьян последнее зерно, хранимое для весеннего сева, выдает гитлеровцам красноармейские и партизанские семьи, которые вконец ограблены, что сей подлец насквозь пророс холуйством перед фашистами.

— Именем Советской Республики… — зачитал приговор Никишов.

— Ну и подлюга этот Савенок, — кипятился Яков Поворов. — Ну и гад! Такой вот гад выдал фрицам молодую жену комиссара. Говорят, красавица. Ребеночек у ней — мальчонка, два годочка еще не стукнуло. Старуха еще с ними — мать комиссара. Костя говорил — держат командиршу в Сеще.

— Костя говорил тебе, как ее фамилия?

— Да, говорил, будто Жарова. Стерегут ее звери. Куда-то запрятали. А все вот из-за таких гадов-предателей. Никишов, черт возьми, почему это так? — Яков Поворов даже притопнул протезом. — Вроде бы равно всем Советская власть добро поделила. Нет у нас ни баров, ни кулаков, ни купцов. Трудились, жили как полагается… А ведь вот, поди! Один человек готов погибнуть за наше великое, а другой приспосабливается и творит черное дело. Вроде этого старосты. Колхозником был, работал. А что теперь надумал? Своих предавать. Бывает ли страшней этого? А, Никишов? Ты ведь партеец… Значит, за таких в ответе. Верно, что-то недоглядели. Слов-то много, а душу не обновляли. Вот оно что. Одни вон взлетели духом, а другие ради своей выгоды продали совесть. — Пот прокатился по бледному, усталому лицу Якова.

— Да, брат, прорастала и среди нас такая дрянь. Пойми, Яков, я не нахожу всему этому оправданий. Мы видели хороших людей. А вот людишек с гнилой душонкой — недоглядели. И я виноват, что не помог нашим партийным органам. — Никишов поморщился, нахмурился. Взял карандаш и твердой рукой подписал приговор изменнику. — Кто поведет ребят? У тебя в семье, — обратился он к Якову, — есть паренек, тонко работает, в доверие к сещенским комендантам вошел… Молодец!

— А, это Мишка… Да вон он и сам с печки выглядывает.

— Отец! Я поведу партизан. Знаю и дом гада. — Словно молнии блеснули в Мишиных глазах. Как такому не верить!

— Ну вот, Никишов… Вот твоя пропаганда. Действует! — сказал старик. — Ладно, сынок, иди… Буду тебя ждать.

Мишка вернулся домой на рассвете. Приговор над предателем был приведен в исполнение. А днем Мишка под одобрительные взгляды гитлеровцев работал на аэродроме.

Теперь, просыпаясь рано утром, Поворов широко улыбался. В солнечный или ненастный день он всегда встречал веселую, бойкую свою подругу — Анюту. Зародилось в ней большое, не испытанное доселе чувство к белокурому командиру. Они сердцем понимали, что словно бы родились друг для друга. По ночам, когда ворчливые старики засыпали, Анюта шла к койке Поворова, садилась у него в изголовье, и нередко случалось, разговаривали они до утра. Поворов дивился: до чего же легко с Аней. Она все понимала, с ней можно было говорить о сокровенном.

Он уже мечтал, как у них сложится жизнь после победы, где-либо на дальней границе или в городе. Ему вовсе не помешает Анютин сын. Правда, мальчик плохо развит, туповат, но при хорошем, усердном воспитании можно помочь стать этому угрюмцу настоящим парнем. И как Анюта будет благодарна! Ведь воспитать хорошего человека — серьезное, большое дело.

— Пойдем на речку, — сказала утром Анюта. — Я очень хочу чаю из речной воды. Она такая мягкая… И пахнет… Хорошо пахнет.

Костя взял ведро, топорик, они пошли к речке.

Утро серое, промерзшее от недавних пуржистых ветров. Уже видны кусты по-над заснеженной речкой.

— Знаешь, милый, чего я боялась? Умереть, не любя… Это самое страшное, что есть на земле. Человек рождается для любви. А если не любил — значит не жил.

— Но ведь ты вышла замуж…

— Пришла пора — родители настояли. Вот и вышла. Только не любила я доселе.