Родиной призванные(Повесть)

— Значит, остались свидетели? Как вы могли допустить? — набросился Вернер. — Это черт знает что! Почему не преследовали бежавших?

— Они как в воду канули. Побег совершен шестнадцатого. Третий день ищем: опытных агентов направили, лучшие собаки с ними. Результатов пока нет.

— Оба бежавших должны быть найдены. Поймать и казнить. Ясно?

— Ясно! Поймать и казнить, — вяло повторил агент.

— Слушайте дальше. Я улетаю рано утром двадцать второго. Авиагородок мы предадим огню. Сожжем и дома жителей. Для этого все подготовлено.

— Так мы сюда не вернемся?! — невесело воскликнул Черный Глаз.

— Я не могу сказать «нет», не скажу и «да». Вы, Миллер, не должны задавать мне подобных вопросов. Фронт приближается. Мы вынуждены отступать. Вы уходите из Рославля двадцать третьего сентября в восемь ноль-ноль. Перед этим оцепите тюрьму автоматчиками и собаками. Тюрьма, видимо, загорится. Не вздумайте допустить пожарных. Ясно? — спросил он.

— Да, господин оберштурмфюрер! — упавшим голосом ответил Черный Глаз.

— Поедете на Кричев. Встреча в Гомеле. Там получите план дальнейших действий. Да, вот еще что: о пожаре в тюрьме я ничего не знаю, понятно?

— Слушаюсь! Все понятно! — вытянулся Черный Глаз.

Вдалеке грохотал фронт. Ветер доносил запахи гари. Сирена возвестила воздушную тревогу. Бомбили железнодорожную станцию. Стены тюрьмы дрожали. Вернер прошелся по коридору, остановился у одной из камер. Оттуда кричали:

— За что мучаете, гады? Смерть вам!

Часовой в глазок вставил ствол автомата и нажал курок. Вернер заглянул в освободившийся глазок. На полу корчились, ползали раненые. На одежде, на стенах — кровь. Люди продолжали кричать. Из этой камеры крики понеслись в другую, третью, и через несколько минут ревела вся тюрьма. Из ее окон вырывались проклятия:

— Смерть фашистам!

Охранники кидались во все стороны, стреляли, но тюрьма продолжала сражаться.

— И вы, как старые гусаки, не знаете, что делать? Ослы! — У Вернера перехватило в горле. Надсаживая голос, он сипел: — Заткните пасти этим скотам. Скрутите руки колючей проволокой. Гипса им в пасти, гипса. — Он наклонился к Черному Глазу и что-то шепнул.

— Будьте спокойны, — ответил Черный Глаз, — все произойдет само собой.

22 сентября на рассвете с Сещенского аэродрома понеслись на запад последние «хейнкели». На одном из них улетели Дюда и Вернер, так горячо мечтавшие стать помещиками земли дубровской.

А в Рославльской тюрьме фашисты все еще пытали советских патриотов. Ничего не добившись, решили привести в исполнение злодейский приказ Вернера, тот самый, который он передал Черному Глазу.

Еще ночью палачи собрали наиболее сильных мужчин и женщин в одну большую камеру, скрутили им руки колючей проволокой, залепили рты гипсом, солдаты с овчарками оцепили тюрьму. А утром прогремели взрывы. Ослепительное пламя взметнулось к небу. Тюрьма превратилась в огромный костер.

Вдруг на крыше тюрьмы появился человек. Черный Глаз вздрогнул. Его лицо побледнело. Он узнал Мишку Поворова. Весь опаленный, дымящийся, Мишка кричал:

— Смерть фашистам!.. Смерть гадам!

Треснула короткая автоматная очередь…

…А солнце уже высоко поднялось над многострадальной рославльской землей. В небе галдели грачи.

По шоссе Рославль — Кричев двигались отступающие немецко-фашистские войска.

Миллер (Черный Глаз) собрал охранников возле тюрьмы и произнес перед ними очень сдержанную, но воодушевленную речь как раз в то самое время, когда тюремщики только и думали о том, как бы поджать свои кровавые хвосты и поскорее драпануть на запад. Миллер взял с собой троих автоматчиков, остальным сказал, что сегодня или завтра наступление красных будет остановлено. Он должен был как-то проявить свою власть и авторитет.

В тот же предвечерний час Данченков собрал командиров и подрывников.

— Сегодня ночью придется много поработать. Надо оседлать проселки и дороги, близкие к шоссе. — Улыбнувшись, он повернулся к Нехотяеву. — Твое отделение поедет вот сюда. — Комбриг указал на карте дорогу, близкую к Рославльскому шоссе.

На шоссе в хвосте какой-то отступающей части медленно двигался «опель». Черный Глаз приказал шоферу свернуть на проселок и обогнать грузовики. Взяв автомат на изготовку, он всматривался в бегущую навстречу темную полосу кустарника. Он знал, что в подлесных густых мелочах могли быть в засаде партизаны.

— Не дремать! — приказал Черный Глаз сидящим позади автоматчикам.

После дождя в низинках набралось много жидкой грязи. В двух местах пришлось толкать машину. Миллер промочил ноги и с горечью подумал, что можно заболеть воспалением легких.

Не грязные колдобины, а кучи хвороста перегородили дорогу. Теперь тишина так действовала на гитлеровцев, что они боялись вздохнуть полной грудью и не хотели вылезать из машины. Наметанный глаз шофера заметил справа песчаную, поросшую травой дорожку, ведущую к шоссе.

— Поехали сюда, ближе к своим, — скомандовал Миллер.

Черный Глаз задремал ненадолго, потом вздрогнул, но через несколько минут снова задремал. Сквозь сон ему слышался громкий стон заключенных в тюрьме.