Родионов

Долгожданный выпускной! Почему-то родители и даже учителя волновались. К нам заехала домой русичка что-то забрать и отвезти к предстоящему мероприятию. У них с мамой в последние дни была ещё одна головная боль — спешный приём Генки в комсомол. Он неожиданно решил поступать в военно-политическое училище, сообщил классу, что только военные — настоящие патриоты и могут влиять на режим в стране, переворотами, например. Перевороты переворотами, но для ВПУ нужна была комсомольская характеристика.

Русичка увидела меня в платье, ахнула и заплакала. Я оглянулась — мама тоже вытирала слёзы. С ума они, что ли, сошли — так реагировать? Или я была права, и платье — дурацкое и идиотского цвета? Они уверили меня, что платье отличное, припудрили носы. И мы отправились на бал.

Выпускной прошёл замечательно. Не считая того, что со мной танцевали все, кроме Пашки. Он ни разу не подошёл, всё его внимание досталось девушке из параллели. А Вошик сказал мне, что платье красивое и особенно хороши цветы в волосах. Мне идут. Лучше б он не напоминал.

Я переживала по поводу платья. Всё время ворчала на бедную портниху. На генеральной примерке я критиковала и придиралась к каждой вытачке. «Скажи спасибо. Эта девушка делала тебе цветы. Вот она, пришла узнать, нравится ли тебе её работа». Я оглянулась: низенькая девушка, да ещё и с горбом, смотрела на меня с восторгом, как на принцессу. Я так растерялась, что не смогла ничего сказать. Понадеялась, что мама поблагодарит. Или я потом. Вошик мне невольно напомнил. В разгар веселья мне вдруг стало непереносимо стыдно. И ведь не исправишь. Как говорят, поезд ушёл. Надо всё делать вовремя...

Мы собирались выпить в полночь шампанское и положить в бутылку наши письма к нам же, но взрослым. Закопать бутылку в потайном месте, чтобы выкопать ровно через двадцать лет и посмотреть, исполнилось ли то, что мы задумали. Я удивлялась: зачем? И так ясно, что всё сбудется. «Ничего ты не понимаешь,— говорили мне.— Ты только представь, какой прикол: ты через два десятилетия уже забудешь, что написала, открываешь и читаешь послание к самой себе из прошлого». Я, как ни старалась, так и не смогла вообразить себя через двадцать лет — это даже старше, чем моя мама сейчас.

Я не написала письмо, забыла про него. И ничего не передала, чтоб вложили в бутылку. В распитии шампанского я не участвовала — спешила на самолёт: экзамены в МФТИ начинались через день, на месяц раньше, чем в других вузах страны.

Всю дорогу в самолёте я размышляла, кто что мог написать и где закопали «клад». На школьном стадионе у тира, в парке у каруселей или в посадке на ставк'e? Мы же никак не могли выбрать место понадёжнее.

Одной из последних задач, что мы решали с Русиком, была задача на вычисление радиуса радуги. Я тогда подумала, что красиво в теории, но в действительности радуга — это кусок дуги. И вдруг на подлёте к Москве в иллюминаторе под нами засверкала радуга-круг, как в задаче. Мне очень хотелось верить, что это знак. Хорошая примета. Но я упорно гнала такие мысли, чтоб не сглазить.

Таксист притормозил у административного корпуса МФТИ, подмигнул мне, испуганной: «Дождь — хорошая примета. Всё получится, дочка». И я под ливнем поспешила в корпус — заполнять документы. Думала, что зря таксист сказал это вслух. Ну ведь сглазит же моё поступление.

Таксист был прав. Дождь — хорошая примета. После двух сложных письменных экзаменов по физике и математике следующими шли два устных.

На физике я вытащила билет с одним словом: «Работа». Гм, можно написать одну формулу, а можно... Я тщательно расписала на трёх листах всё, что упоминала Аэлита на уроках из всех разделов физики, так или иначе касающееся работы. Преподаватель сказал: «Да уж. По теории вопросов нет. Давайте решать задачи». Все эти прыгающие по льду шайбы мы с Русиком разбирали. Я справилась.

На устной математике в билете все три вопроса оказались задачами. Две из них — на построение графиков. А потом экзаменатор мучил геометрическими головоломками, но мне это нравилось. Я так обнаглела оттого, что он не мог меня поймать, что даже спросила, почему в билетах нет теории. Он наморщил лоб: «Что ж там у вас в школе проходят по программе? О! Вспомнил! Теорема о трёх перпендикулярах!» Детский сад, а не теория.

Вошик приехал сюда же, но на день позже, и попал во второй поток. Он не добрал баллов. Расстроенный, что не поступил, он сдал документы первому же «ловцу душ». Под МФТИ стояли рекрутёры из других вузов, звали не поступивших к себе без экзаменов. Вошик уехал учиться куда-то в Сибирь.

Когда нас через три дня после занятий послали в колхоз на «картошку», которая оказалась морковкой, мне пригодилось умение мастерить биокруг. Мы скучали вечерами, знакомы ещё не были, стеснялись. Тут-то я и предложила «проверить биополя». Будущие учёные сначала предположили сквозняк, тщательно закрыли двери. Быстро догадались до тепловых полей, чуть не сожгли круг спичками, ставили у тёплой батареи. И познакомились в процессе экспериментов.