Более непохожих однопалатниц трудно представить. Возможно, мы с ней выглядели даже комично: я после родов – сорок килограммов, она – сто сорок.
Почему я тогда была такой? Слишком трудные воспоминания. Не для того эта история, чтобы меня кто-то пожалел. Так что конспективно.
Живём в тридцатишестиметровой однушке с тремя детьми. Спим впятером на двух кроватях, вещи не умещаются в единственном шкафу. Игрушки по всему дому. Побыть одной хоть минуту – заветная и невыполнимая мечта. Всеми силами выбиваем из лужковского правительства бóльшую площадь (тогда многодетные ещё могли на что-то рассчитывать).
И вот ордер на четырёхкомнатную квартиру на руках! Тот же район, центр, не нужно менять школу сына и садик девочек. В эйфории начинаем ремонт на оставшиеся после доплаты за увеличившуюся жилплощадь (пусть и по льготным расценкам, но всё равно о-го-го какая сумма) деньги.
Через месяц ещё новость – жду ребёнка. Снова катарсис: как всё вовремя! Не будь новой квартиры, скорее всего, загрустила бы, что станет ещё труднее и невыносимее на тридцати шести метрах… Тут же – всё одно к одному.
А ещё через месяц тяжело заболевает Володя. Сначала пугают страшным диагнозом. «Месяцев семь ему осталось, держитесь», – говорит доктор, не зная о моей беременности. Проживаем странные дни, полные необъяснимых чувств…
Потом диагноз меняют («Выживет, скорее всего»), но ещё несколько недель он остаётся в больнице, а моя жизнь расписана по часам. Рано утром развожу детей в школу/сад, потом на рынок купить что-то свежее для мужа, и домой – готовить. Потом в больницу – сидеть с ним, потом в новую квартиру проконтролировать бригаду и ход ремонта. Потом в школу, потом в сад. Вечером дети, уроки, готовка, уборка. Уложить всех – и на телефон, искать дефицитные лекарства, личные связи и хороших докторов. И так день за днём.
А мне больше всего на свете хотелось спать! Так во все беременности выражался мой токсикоз, спала часов по пятнадцать в сутки. В эту же – от силы по пять.
В итоге Володя поправился, квартиру отремонтировали и переехали. Но с моим организмом что-то произошло. Постоянные стрессы «сбили» щитовидку, и я начала стремительно худеть – на тридцать второй неделе весила сорок два килограмма.
После долгих препирательств и скандалов в женской консультации, где серьёзно беспокоились – правда, не знаю, за меня или за соблюдение протокола, – я наконец сдалась на лечение в Центр планирования семьи и репродукции на Севастопольском проспекте. Но не прошло и недели, как мой двухкилограммовый мальчик решил родиться. Его, конечно же, забрали в кувез.
Лежу в палате, тоскую. Все мои новорождённые дети всегда оставались со мной. А теперь не находила себе места. Каждые полчаса брела в детское отделение и торчала возле сына, раздражая медсестёр своими расспросами.
И тут в палату привозят соседку после кесарева. Огромная, рыхлая, всё тело в веснушках, на голове копна жёстких рыжих кудрей. Трое санитарок еле сгрузили её с каталки на кровать. Когда та очнулась от наркоза, мы начали знакомиться. И, как это обычно бывает в больницах, к концу дня уже сдружились.
Надя впервые забеременела в тридцать восемь, будучи до этого уверенной, что бесплодна. Ни её, ни мужа это не беспокоило, и они даже не пытались узнать причину, приняв как факт. Детей не хотели: «Нам и вдвоём хорошо да интересно!»
Беременность стала общим шоком. Размышляли – рожать, не рожать, но давление родни сыграло решающую роль. Все в один голос твердили: если не сейчас, то, может, уже никогда – вдруг последний шанс? О естественных родах никто и не думал: «Возраст», «Зачем мучиться?» Врачи, разумеется, «поддержали» растерянную «старородящую» плановым кесаревым сечением.
И вот лежим, болтаем. Заходящий медперсонал порой подшучивает над нами – прикольно смотримся в паре.
Я продолжаю бегать к своему крошечному мальчику, который весь в капельницах, датчиках и трубочках. С лёгкой завистью гляжу на лежащего рядом Надиного – здорового, щекастого, четырёхкилограммового. Надя к нему не ходит, вести с полей приношу я.
– Думаешь, сходить?
– Ну конечно, он у тебя такой классный, такой красивый!
Смотрит с сомнением:
– Пойми, я к нему ничего не чувствую. Не хотела его, случайный какой-то…
Вижу, что я для неё – со своими рассказами, тревогами, многодетностью, беготнёй по отделению и восторгами – инопланетянин. Как и она для меня.
«Гружу» её темой грудного вскармливания.
– Зачем? Есть же смеси! – недоумевает Надя, не особо веря в успех.
Её ареола похожа на огромную веснушку, соскá там не наблюдается в принципе – плоскость, равнина.
Щекастого парня приносят на первое кормление. Ни секунды не целясь, он идеально хватает никому, кроме него, не видимый сосок и начинает сосать, сильно и жадно. Надя в шоке:
– Что он делает? Как этому научился?
Природа побеждает! Но Надя озадачена:
– Неужели я смогу это любить?
Приходит делегация докторов, объявляет букет диагнозов моего сына. Часть очевидных, часть предполагаемых. И «утешалку»:
– Вы вправе отказаться от ребёнка. Завтра переводим его в больницу.
Предлагать такое мне…