Родители и взрослые дети. Как разрешить конфликты и восстановить отношения

Фрэнк рассказал мне, что рос, постоянно ощущая контроль и доминирование отца. Среди прочего Ральф критиковал желание Фрэнка получить степень бакалавра гуманитарных наук; он пригрозил прекратить платить за учебу Фрэнка в колледже, если тот не будет обучаться чему-то практическому, что помогло бы, как он выразился, «действительно прокормить семью». По характеру Фрэнк был больше похож на свою мать – начитанный, замкнутый, увлеченный искусством. В конце концов он получил степень бакалавра в области бизнеса, но вскоре вернулся к учебе, чтобы получить степень магистра филологии. Он упорно трудился на сеансах психотерапии, чтобы противостоять требованиям отца относительно своего личного времени. Он также дал понять отцу, что ни за что не собирается сдавать ни пяди этой с таким трудом завоеванной территории.

Во время моей первой встречи с Фрэнком он описал чувство близости к матери, но постоянное разочарование в отце. Однако, только начав посещать сеансы психотерапии, он связал чувство собственной неполноценности со своими отношениями с отцом: «Я просто не хочу больше жить с таким чувством. Это отстой. Я больше не хочу, чтобы он так со мной обращался. Я чувствую себя гораздо менее напряженным с тех пор, как прервал с ним контакт. У меня хорошие отношения с мамой, но она почти всегда делает то, что он говорит. Вы встречались с моим отцом, так что, вероятно, вы это понимаете».

Я это понимал.

Моя работа с отчужденными семьями обычно длится от двух до пяти сеансов. В большинстве случаев родители обращаются ко мне, потому что не общаются со своим взрослым ребенком и хотят найти способ достичь примирения. На нашей первой встрече я спрашиваю об истории их собственного детства, чтобы узнать об опыте, который они, возможно, повторяют, или о том, что продолжает на них влиять. Я также тщательно изучаю историю развития их взрослого ребенка, спрашиваю об успеваемости, вредных привычках, психических проблемах и темпераменте. Хотя я не ожидаю, что родители способны ставить диагнозы, я стремлюсь получить представление о том, как они понимают сильные и слабые стороны своего ребенка, его темперамент, уровень проницательности и саморефлексии.

Безусловно, на мнение родителей влияет история их собственного детства, история их взаимоотношений с ребенком и множество других факторов. Таким образом, родители могут ошибочно утверждать, что их взрослый ребенок чрезмерно чувствителен или замкнут, потому что не видят, до какой степени сами провоцируют подобное защитное поведение.

На первой встрече я предложил Ральфу подумать о том, чтобы загладить свою вину перед сыном. Я подчеркнул, что сам Фрэнк дал понять, что отношения не будут развиваться, пока отец не сможет более глубоко разобраться в своих чувствах по поводу их отношений. Было ясно, что с самого детства Фрэнк ощущал сильный контроль и критику отца.

«Мне не за что извиняться, – раздраженно сказал Ральф. – Он ходил в хорошую школу, и ему не нужно было платить за это ни цента. Я купил им с женой дом; а она даже не желает со мной разговаривать. У меня есть деньги, чтобы оплатить учебу в колледже внукам. А теперь мне даже не разрешают их видеть. За что именно я должен извиняться? У меня идея: как насчет того, чтобы он извинился передо мной за то, что обругал меня в последний раз, когда я был у него дома?»

– Похоже, вы действительно очень много для него сделали, – согласился я. Я и вправду был с ним согласен. Но ценность материальных вложений родителей в развитие ребенка за последние полвека значительно снизилась. Родители, хорошо это или плохо, больше не могут требовать общения в обмен на потраченное время и деньги. Как и многие родители, Ральф в своих ожиданиях не учитывал этот фактор.

Жена Ральфа, Рэйчел, была маленькой, тихой и невероятно грустной. Я спросил, что она думает об этой ситуации.

– Ой… – медленно сказала она, словно собираясь с силами, чтобы ответить. – Не знаю. Я просто хочу, чтобы это закончилось. Я очень скучаю по своим внучатам. Это несправедливо по отношению к ним. Фрэнк и его отец в чем-то очень похожи. Оба чересчур уперты в своем понимании прекрасного. – И она улыбнулась.

Я понимал, почему некоторых людей при виде Ральфа мог охватывать страх. Он был крупным парнем, привыкшим добиваться своего. Его габариты, бахвальство и высокомерие, вероятно, устрашали и супругу, не говоря уже о ребенке. Но я также сознавал, что он, как и многие отчужденные родители, попал в созданную не им поколенческую ловушку.

– Знаете что? – сказал он, когда я спросил о его детстве. – В детстве мне никто ничего не давал. Мой старик постоянно надирал мне задницу. И что, неужели он будет звонить и говорить: «Послушай, сынок, мне так жаль, что я бил тебя смертным боем. Что ты при этом чувствовал?» Он злобный сукин сын, но мы все равно ходим к нему и моей маме, потому что так положено в семьях.

«Мне не за что извиняться. Он ходил в хорошую школу, и ему не нужно было платить за это ни цента».