«Генеративные взрослые тратят массу времени, денег и сил на предприятия, оценить отдачу которых довольно сложно. Воспитание детей, преподавание в воскресной школе, работа ради социальных перемен и создание ценных социальных институтов — все эти генеративные усилия часто приносят не только удовлетворение, но и подавленность, и ощущение провала. Однако, если усвоенная и развивающаяся жизненная история — то есть повествовательная идентичность — снова и снова доказывает, что страдания можно преодолеть, что за всеми страданиями и неудачами следует спасение, то восприятие жизни с такой точки зрения можно считать исключительно адаптивным психологическим феноменом».
Дети часто играют важную роль в жизненной истории спасения. По словам Макадамса, отцы часто говорят ему: «Если бы мы не работали ради своих детей, то по-прежнему были бы разгильдяями и бездельниками».
Дети часто играют важнейшую роль в жизненных историях тех родителей, которым приходится тяжелее всего: бедных женщин.
Кэтрин Эдин и Мария Кефалас написали книгу о юных одиноких мамах — «Обещания, которые я могу сдержать». В ней они пишут, что «истории спасения этих мам говорят о примате материнской роли, которая становится практически единственным источником идентичности и смысла жизни юной женщины». Женщины, с которыми беседовали Эдин и Кефалас, не имели никаких экономических или брачных перспектив. Но все они говорили, что дети спасли их, удержали от более саморазрушительной жизни.
Поскольку среднему классу повезло больше (у этих людей больше выбора и больше возможностей строить жизнь, наполненную смыслом), рождение детей вызывает в таких семьях серьезную напряженность. Людям кажется, что их жизнь неожиданно сжалась и свелась к чему-то малому. Но дети одновременно и расширяют горизонты родителей. Дети открывают двери к новым занятиям и новым идеям.
«Они приносят в дом новые миры», — говорит Филип Коуэн. Они увлекаются шахматами, а вы сами никогда в них не играли. В школе они начинают изучать ислам, а вы этим никогда не интересовались. И вечера в кругу семьи обретают новый смысл. Их знания в абсолютно незнакомых вам областях, их умения и навыки вселяют в вас чувство безмерной гордости.
Вспомните, как Нэнси Дарлинг смотрела на сына, играющего на скрипке, как Гейл была восхищена тем, что ее дочь знает, кто такой Эрик Эриксон. «Ради этого и живешь, — сказала Гейл. — Всегда хочешь, чтобы дети стали лучше тебя».
Родительская гордость проистекает не из реальных достижений детей. Родители гордятся тем, что их дети превращаются в высокоморальных, готовых к сочувствию людей. Все дети в начале жизни — маленькие нарциссы. Но в какой-то момент, которого вы можете даже не заметить, они начинают понимать страдания и стремятся облегчить их.
Они приносят вам бульон, когда вы болеете. Они рассказывают о том, что не стали хвастаться приглашением на вечеринку, потому что не все присутствующие были на нее приглашены. И вы понимаете, что вся ваша любовь, все ваши рассказы о сочувствии, сострадании и уважении не были потрачены впустую. Они принесли свои плоды.
Макадамс выявил сходство в историях самых генеративных взрослых. Они сознательно рассказывали о себе младшему поколению, видя в себе пример, на котором дети могли бы учиться. «Я создал историю своей жизни, в которой были и мудрость, и безрассудство, и теперь могу рассказать эту историю детям. Моя повествовательная идентичность может повлиять на других людей».
Самые продуктивные и генеративные взрослые видят в своих детях собственное супер-эго. Дети превзойдут их, опираясь на сделанный ими моральный выбор. Если эти взрослые оступятся или поведут себя недостойно, то будут знать, что дети это увидят. Но то же самое относится и к самым достойным их поступкам. Они постоянно видят в себе