Родиться надо богиней

— Это просьба. — Илоридэль наконец обернулся, крепко обнял риля и прошептал ему на ухо: — Лес принял ее, Талерин благословил, верю и я, что не новая беда встала у нашего порога, это пришла помощь откуда не ждали.

— Гильдиэль благослови твои речи, — молвил Аллариль и, вняв просьбе владыки, ушел, а Илоридэль еще несколько минут стоял у окна, наблюдая, как едва уловимо начинают сгущаться первые сумерки.

Все еще пребывая в задумчивости, владыка покинул зал, за дверями которого его подкарауливал сын.

— Папа, мне нужно с тобой серьезно поговорить, — отважно зажмурив глаза, начал юноша.

— Это так срочно? — очнувшись от своих размышлений, спросил владыка, еще надеясь отложить неприятную беседу.

— Да, — быстро ответил юноша. — Очень срочно и очень важно.

— Пойдем, — обреченно согласился Илоридэль и, положив руку на плечо сына, подтолкнул его в сторону своего кабинета.

Они шли в молчании. Элиндрэль набирался смелости для решительного разговора, владыка старался всеми силами оттянуть его.

Чувствуя себя натянутой тетивой лука, юноша шагнул через порог кабинета, где так любил играть в детстве с набором вырезанных из дерева печатей, любуясь маленькими изображениями Тополя Талерина и первой звезды Гильдиэль. Но сейчас принцу не было так спокойно и радостно, как в пору безоблачного детства. Он заранее приготовился к буре отцовского гнева, которая последует за его словами. А как иначе должен реагировать Владыка Зеленых Просторов, когда его единственный наследник заявляет о своем желании соединить судьбу с чужестранкой? И все-таки юноша, согреваемый ярким огнем первой любви, твердо решил не отступать от задуманного. Он больше не ребенок, и пусть отец гневается, но непременно поймет, как важно для сына быть рядом с Элией, и уступит. Дравшемуся ли с форвлаками воину страшиться разговора с родным отцом?

Да, мысли Элиндрэля были решительными, только язык почему-то отказывался быть таким. Владыка сел в кресло, принц остался стоять.

— Я слушаю тебя, сынок, — сказал король, с жалостью взирая на него.

— Отец, я, я… — Юноша, нервно теребя серьгу, набрал в грудь побольше воздуха и наконец выпалил: — Я влюбился и хочу на ней жениться!

— На ком, сынок? — мягко спросил владыка, весь словно светясь пониманием и сочувствием.

До принца постепенно дошло, что от волнения он пропустил самое главное, и он нежно произнес, словно пропел, святое для себя имя:

— На Элии.

Вместо суровой отповеди и возражений последовал спокойный вопрос, над которым Элиндрэль не давал себе труда задуматься:

— Сынок, а она согласна?

— Она, она… Наверное. Еще точно не знаю. Может, ты с ней поговоришь? — растерянно отозвался принц, превращаясь из пылкого влюбленного в запутавшегося, мучительно сомневающегося в себе ребенка.

Перед королем встала почти неразрешимая дилемма: уклониться от прямого ответа или честно сказать мальчику, что Элия не собирается выходить за него замуж и покинет их мир, как только закончит дела. Тяга к истине, являющаяся самой сутью эльфов, и желание поскорее разрубить спутанный узел недоразумений победили, Илоридэль сказал сыну то, что должен был сказать:

— Мальчик мой, мне жаль, но я уже говорил с рианной Элией, и она ответила мне, что не собирается оставаться с тобой, ваши судьбы не сплести в одну у ствола Талерина. Если б рианна захотела остаться, я не стал бы противиться вашему браку, но эта женщина слишком независима, она не создана для жизни в Меллитэле, а ты, дитя Тополя, не сможешь последовать за ней по тропе ее предназначения.

Элиндрэль, для которого только что рухнул весь мир, посмотрел на отца полными слез глазами, судорожно всхлипнул, резко развернулся и выбежал из кабинета, не слыша, что владыка зовет его, просит остаться.

«Она меня разлюбила… Я ей не нужен… Она меня бросает… Как больно! Как нестерпимо больно! Лучше смерть, чем разлука с ней! Прости, отец!» — мелькали в голове принца отрывки мыслей, ледяной ветер отчаяния рвал душу в клочья. Было пусто и невыносимо холодно. Добравшись до своих комнат, юноша влетел внутрь и закрыл дверь на замок. Опасное решение было принято.

Остро чувствуя, в каком состоянии покинул его сын, и понимая, что сейчас он до ребенка не докричится, как ни зови, король почти бегом, растеряв всю свою эльфийскую гордость, устремился к покоям, где разместили чужестранку.

Девушка как раз заканчивала со сладким. Это было единственным, что еще оставалось на столе, кроме пустых блюд, блюдечек, тарелочек, горшочков, кувшинчиков, ваз и вазочек из-под варенья. Надо отметить, что эльфы, проявляя гостеприимство, подали гостье ужин, которого с лихвой хватило бы, чтобы по меньшей мере десять их сородичей наелись до отвала. Впрочем, эльфы всегда ели очень мало.

От пирожного, смазанного остатками меда, девушку отвлек нетерпеливый стук в дверь. Проглотив последний кусочек, чтобы ему не было одиноко на опустевшем столе, принцесса крикнула:

— Входите, не заперто!

В дверях показался взволнованный Илоридэль. Волосы владыки растрепались, словно он бежал во весь дух, глаза лихорадочно блестели.

— Помоги моему сыну, — просто сказал он.