Родиться в Вифлееме

«Кракен» несся к поверхности планеты, спускаясь навстречу последней оставшейся «Бабочке» и транспортному кораблю, держащему курс к встающим на горизонте горам.

Изольда. Третий оперативный штаб

Напряжение схватки схлынуло, оставив после себя сложную гамму чувств: радость от того, что остался в живых, законную гордость — так как уцелел там, где большая часть бывших с ним людей сложила головы. И пощипывающий сердце страх, щедро подпитываемый то и дело всплывающими воспоминаниями.

Но самым сильным чувством было опустошение и бессильная ярость. Теневик прошел сквозь них, как будто они только вчера, впервые в жизни взяв рейкеры в руки, напялили форму Конфедерации и отправились воевать. Меньше десяти секунд — и в живых осталось лишь двое: сам капитан и рядовой из восьмого взвода, сейчас стоявший перед трупом тэш’ша, держа рейкер наизготовку. Лица рядового, скрытого боевым шлемом, капитан не видел, зато видел, как он держит оружие, как вздрагивает при малейшем шорохе, как нервно крутит головой.

Лесов положил «Бурю» рядом с Тарком, пристроил шлем на груди сержанта. Он видел рану, видел, как падал сержант, видел сообщение, полученное собственным боевым шлемом, когда медсканер бронекостюма Тарка сигнализировал о смерти человека. И все равно — пока не снял шлем и не увидел собственными глазами бледное, спокойное, застывшее лицо сержанта, до самого последнего момента он наделся на лучшее. А потом… потом ему остались только вот такие простые и привычные на этой войне действия: сложить руки на груди, положить рядом оружие, закрыть мертвецу глаза.

Лесов посмотрел на лежащие на земле тела людей. Перевел взгляд на труп теневика — после смерти «кота» маскировка перестала работать, и массивную фигуру в сплошной гладкой броне, похожей на черную ртуть, теперь можно было разглядеть без помощи боевого шлема. Лесов вспомнил, как оставшийся с ним рядовой, вернувшись с докладом о состоянии дел возле оперативного штаба — паршивом состоянии дел, откровенно говоря — хотел снять шлем-маску с головы тэш’ша. И как он, остановив солдата, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на подчиненного, коротко и не особо выбирая выражения, объяснил, что из себя представляет эта гладкая, похожая на жидкий металл, «броня» — и что случится с любопытными, рискнувшими поверить, что это всего лишь металл. Кажется, рядовой проникся — потому что трупа тэш’ша он боялся едва ли не больше, чем возможного появления второго теневика. Лесов мог бы сказать, что этого бояться не стоит. Теневики наверняка уже убрались к чертям: штаб уничтожили, устроили мясорубку вокруг, прорвались — незачем возвращаться.

Равно, как мог сказать, что если здесь появится еще один такой теневик — капитан с рядовым долго не протянут. Он и первого-то завалил на чистом везении и щепотке опыта, вынесенного с Аршаб’ба, куда под самый конец Империя прислала этих тварей. Но сержанту Тарку тот же самый опыт Аршаб’ба не помог ничем — тэш’ша убил его так же просто, как человек мог бы прихлопнуть досаждающую муху.

Хлоп — и все!

Лесов вытянул нож, поднимаясь на ноги. В том, что он собирался делать, особого смысла не было — длившийся считанные секунды бой сказал ему все, что он хотел знать. Спроси кто его, он честно бы признался, что предпочел бы как можно дольше сохранить надежду, что им просто попался очень ловкий-везучий-тренерованный тэш’шский сукин сын. Но переложить ответственность на других он не мог. Не сейчас, когда все на Изольде начало идти наперекосяк.

Жестом приказав солдату отойти и следить больше за местностью, чем за трупом «кота», Лесов присел около мертвого теневика. Мельком глянул на дыру в шлеме, в которой было видно что-то красное и взлохмаченное, потом быстро осмотрел броню с ног до головы. Ни стыка, ни шва, ни единой детали, за которую мог бы уцепиться взгляд — ничего, кроме плотно облегавшей тело тэш’ша черной субстанции.

Аккуратно, стараясь не касаться руками брони теневика, капитан провел кончиком ножа по груди тэш’ша, вспоминая похожую сцену в узком, извилистом туннеле, погруженном в вечный мрак Аршаб’ба. Тогда он — еще лейтенант — смотрел, как командир их батальона, на глаз найдя нужную точку на теле «кота», медленно вводит лезвие в броню.

Лесов почувствовал, как поддается материал брони теневика. Он не рвался, не разрезался — скорее, расступался, чтобы тут же сомкнуться за лезвием, вновь являя гладкую, неповрежденную поверхность. Медленно, медленно, преодолевая вязкое сопротивление, Лесов вел лезвие наискосок через грудь тэш’ша, пока не почувствовал, как нож зацепил что-то в пластичной массе брони.

— Рядовой, — шлем быстро выплюнул на экран имя и идентификационный номер, — рядовой Ташин, дайте ваш нож.

— Да, сэр, — по крайней мере, голос у солдата не дрожал — уже не дрожал. Лесов взял нож и ввел в броню, рядом с собственным клинком. Пара секунд ушла, чтобы подцепить небольшой предмет, оказавшийся там, где он и предполагал его найти.