Меня же ни салат, ни любимые блины, так заботливо купленные подругой, нисколько не вдохновляют. Аппетита нет совсем. Как и настроения.
– Что Марина и правда беременна. И это ребёнок Лёши.
Бедная Николаева захлёбывается соком, которым запивает несчастный блин. Прокашлявшись, она смотрит на меня как на дурочку.
– Да с чего ты взяла?!
– Уверенная она. – Я вздыхаю и встаю из-за стола. – Никак не могу забыть, с каким злорадством она показала мне эту справку.
– Правильно. Чего бы ей не позлорадствовать? Она решила, что обвела всех вокруг пальца. Вот и ходит довольная.
Я резко разворачиваюсь и смотрю на подругу.
– Я не понимаю, зачем он ей. Ведь, если бы любила, то никогда бы не бросила. А так, в её интересах стать свободной.
– Да такие как Марина никого кроме себя не любят! И ребёнок ей точно не нужен. Вот ты сама можешь представить эту фифу с младенцем на руках? А?
Я молчу, и Юлька продолжает:
– Вот и я не могу.
– Тогда зачем ей это всё?
– Какая же ты наивная, Надька. А как же иначе она стрясёт с мужа всё до последней нитки? Тем более сейчас, когда у него родственники заграничные объявились, – размышляет вслух Николаева.
Честно говоря, мне тоже приходила такая мысль. Только интересно, как Марина об этом узнала?
На самом деле, сейчас, когда Лёши нет рядом, мне кажется, что это конец. Конец всему. Нашим отношениям, которые возникли совершенно случайно, и которых совсем не должно было быть. И конец моей выдуманной сказке. Словно часы пробили полночь, и моя жизнь снова превратилась в полезный, но никому ненужный овощ. Только признаться себе в этом, я не могу.
Некоторое время тишину разбавляет только дыхание Вальтера.
– Надь…
– А?
– Надя! – тормошит меня Юлька. – Там стучат! Не слышишь? Ты ждёшь кого-нибудь?
Я немного выпадаю из реальности, уйдя в свои воспоминания. Неужели это всё, что мне теперь остаётся – жить в них?
– Нет, Юль. Я никого не жду, – отвечаю рассеянно. Стук становится настойчивее. – Может, это опять Марина? – высказываю предположение. Больше на ум мне никто не приходит.
– Вот я сейчас устрою этой крашеной выдре! – Юля воинственно вытирает руки салфеткой и срывается с места.
Николаева со своими ростом, метр с кепкой, похожа на гнома против великанов.
– Юль, оставь ты её. Вот оно тебе надо?
– Надо! – доносится уже из коридора.
Шустрая. Это у меня нет никаких сил и желания шевелиться. По-хорошему, надо самой разобраться с нежданными гостями. До меня доносится спор. Я даже чётко представляю, как Юлька стоит, уперев руки в бока. Грозная Николаева – страшное дело. Приходится идти вслед – спасать, нет, не подругу, а того, кто пришёл.
– Вальтер, сидеть! – даю команду собаке.
– Вы кто? – слышу строгий голос Николаевой.
– Сосед сверху, вы меня затопили!
– Чего? – Видимо, смысл фразы не сразу доходит до Юли. – Шутник нашёлся! А ну, проваливай отсюда, пока я полицию не вызвала! Ай! Поставь меня на ноги! Скотина! Питекантроп! Троглодит!
Я в ужасе распахиваю глаза, не успевая ничего понять. Владимир, прижимая к себе спиной Юльку, в буквальном смысле, заносит её в комнату. Подруга пытается вырваться, но сжатые руки не дают ей такой возможности. Всё, что она может – сучить ногами, и мотать головой, пытаясь ударить Вовку по подбородку.
– Надя, объясни этой ненормальной, что я друг! – просит меня Володя.
Я же смотрю на эту парочку и от всего сердца жалею Вовку. Такого обращения моя подруга ему не простит.
– Пусти, йети недоделанный!
– Кто? – изумляется несчастный, практически сам записавший себя в чёрный список Николаевой.
– Неандерталец!
– Надя, это кто? – спрашивает Вова, глядя на меня и совершенно не обращая внимания на бесполезные усилия Юльки его задеть.
Не совсем понимаю, кого он имеет в виду. Кто такой неандерталец, или кто у него в руках, и решаю, что речь идёт всё-таки о Юле.
– Моя подруга, – отвечаю я.
– А чего она такая бешеная?
– Чего?! Это я бешеная?! Да я тебе сейчас покажу, какая я бешеная!
– Юль, – зову подругу, но она меня не слышит.
Николаева сдувает упавшие на лицо волосы и переводит дыхание. Кажется, на борьбу с «питекантропом» кое-кто потратил много сил.
– Юля, это Володя, Лёшин друг, – объясняю ей, когда она затихает, но это срабатывает хуже красной тряпки.
– А-а! Друг, значит! Один улетел – так другой нарисовался?! Пусти меня! – Опять рычит моя заступница.
На Юлькины вопли Володя лишь качает головой.
– Надюш, у тебя есть верёвка? Давай её свяжем, а? И тряпку в рот, чтобы помолчала…
– Да я тебя сейчас самого свяжу! А потом тупым скальпелем татуировку на груди нацарапаю! Я тебе такую «Надюшу» покажу!
От их шума начинает болеть голова.
– Вова, не надо её связывать. Отпусти, пожалуйста, – прошу Владимира, как более адекватного из этих двоих.
– Надь, она же бешеная!
– Она нормальная, – уверяю я.
– Слышал?! Я – нор-маль-на-я! Пусти! – шипит Юлька.
– Хорошо. Будешь кидаться – свяжу. Так и знай, – совершенно серьёзно обещает Вова.
Ставит Николаеву на ноги и, глубоко вдохнув, словно совершает огромную ошибку, разжимает руки, сразу отойдя на два шага. Юлька разворачивается и тычет в него пальцем.