Родька

— Родька тоже будет готовить не хуже, — говорил Костя. — Вот я его поднатаскаю как следует и брошу. Ты же понимаешь — это не оправдано. Мне просто некогда сейчас заниматься хозяйством. Ты ведь сам хотел, чтобы я занимался спортом. Так или не так?

— Вообще-то так. Но я же хотел, чтобы ты занимался спортом в свободное время.

— Чепуха, — сказал Костя, — лучше давай договоримся: или я убеждаюсь в своей бездарности и бросаю все это дело, или я приношу значок разрядника, и вы меня освобождаете от домашней работы. Ну как?

— Не знаю, — сказал папа, — условия заманчивые, но мне надо посоветоваться. Ну что, Родька, рискнем?

— Рискнем, — сказал я.

И хотя ничего еще не было решено, как-то само собой получилось, что Костя совсем отошел от домашних дел.

— Костя, сегодня твоя очередь. Ты и так два дежурства пропустил.

— Сегодня я не могу, — говорит Костя. — Сегодня у меня ответственная тренировка. Потерпи немного, ничего страшного, после нового года все окончательно решится.

Весь январь и февраль Костя пропадал где-то по целым дням, а в конце зимы получил разряд по лыжам.

— Ну что, все?

— Да, очевидно, — сказал папа.

Но тут я взбунтовался. Мне, конечно, приятно было, что Костя так отличился. Тем более что уговор есть уговор. Пускай он не варит обед, не ходит в магазин. Это все я беру на себя. Но надо же быть человеком! Можно же хотя бы в очередь со мной мыть посуду. Вот если бы была горячая вода…

У нас над каждой раковиной два крана. Один для холодной воды, другой для горячей. Холодная идет давно, а горячей до сих пор нет, и когда она будет — неизвестно. Больше всего я не люблю мыть посуду. Минимум два раза надо греть воду на электроплитке. А вечером напряжение падает, ждешь, ждешь. Иногда час ее греешь, а иногда и больше.

— Значит, дело в горячей воде? — спросил Костя. — Ловлю тебя на слове.

Через несколько дней он принес отличный немецкий кипятильник, и мы опробовали его в присутствии папы. Полное большое ведро воды закипало за пятнадцать минут.

Так я стал постоянной домохозяйкой.

Единственное, что еще оставалось за Костей, — это относить белье в прачечную. Он пока ничего не говорит, но я уже чувствую, что скоро и это ляжет на мои плечи.

— Ну, ты долго еще? — Папа заглянул в кухню. — Может, помочь?

— Нет, я уже кончил.

— Ну тогда иди, я тебе поставлю мат.

В этот вечер папа играл лучше, чем всегда. Из трех партий только одну мне удалось свести вничью.

— Где Таль, где Ботвинник? — сказал папа. — Зови их сюда. Пускай учатся! Ну скажи честно, хорошо я играл?

— Так себе. Во-первых, ты сделал несколько грубых ошибок.

— А почему ты ими не воспользовался?

— Потому что пользоваться ошибками ближнего могут только неблагородные люди.

— На шахматы это не распространяется!

— А почему же ты болеешь всегда за Ботвинника?

— Мало ли почему, — сказал папа.

— Потому что он играет красиво, благородно. По его игре сразу видно, какой он человек.

— Ну это ты хватил! А какой же он, по-твоему?

— Во всяком случае, не такой, как ты. Если бы его родной сын стал рассказывать ему свои заветные мысли, он никогда не позволил себе нарочно гудеть на весь дом электрической бритвой.

— Да, да, — сказал папа. — Хорошо, что напомнил. Значит, ты изобрел машину. Вернее, не машину, а мысль. Кстати, человек, который изобретает мысли, называется философом. Может быть, ты хочешь быть философом?

— Нет. Да и разве это профессия?

— А что?

— Не знаю. Наверное, это такое качество. Способность такая.

— Интересно! — сказал папа. — А у тебя есть это качество?

— Вот это как раз и должна выяснить моя машина.

— То есть как? Ты же говорил, она должна подбирать профессию?

— Это с одной стороны. А с другой, она должна определять способности. Ведь у человека может быть и несколько способностей. Верно?

— Ну допустим.

— И вот человек, скажем, пишет все про себя. Это я сегодня придумал. Книгу такую пишет о себе. Что думал, что делал, что говорил — там все. И все его желания, понимаешь?

— Пока понимаю.

Мне очень трудно было рассказать все так, как я придумал. Но мне казалось, что придумано очень здорово, и я старался.

— И вот человек берет эту свою книгу, правдивую, конечно, и как-то там закладывает ее в машину. Информация же, верно ведь? Машина какое-то время читает все это, а потом вдруг выдает готовый ответ: способностей, допустим, пять, и они собраны в такой комбинации, что лучше всего заниматься такой-то профессией.

Машина эта даже может сказать человеку, где ему лучше всего жить. Сколько там детей иметь и всякое такое. Ну как?

— Здорово! — сказал папа. — Только зачем это? Для чего?

— Как «для чего»? Для жизни.

— А по-моему, это вместо жизни. Это ты вычитал в «Технике — молодежи»?

— Нет, это я сам придумал. Честное слово. Тебе не нравится?

— Нет, почему же, нравится. Только у твоей машины есть один маленький недостаток. Это что ж такое: у меня такие-то и такие-то способности. Чепуха! У меня все способности. Во всяком случае, так мне хочется думать. А если твоя машина будет приставать ко мне с возражениями, да еще с обоснованными, я ее просто-напросто поломаю.

— Почему?