Родная душа

Голос у нее оказался мягким и приятным. Ваня почему-то подумал, что именно такой голос он и ожидал услышать.

– Да, это я. – Он чувствовал огромную неловкость. – А вы и есть Софья Александровна – моя мама?

Женщина кивнула и быстро смахнула набежавшую слезу.

– Так вот ты какой, мой сын!.. – прошептала она. Ване стало не по себе. Он прислушивался к самому себе и не понимал, почему не испытывает ни радости, ни злости. Ему было просто интересно разглядывать женщину, которая родила его на свет.

Евгений Николаевич и Нина Сергеевна стояли чуть в стороне, молчаливо наблюдая за встречей матери и сына. Нина Сергеевна плакала, Евгений Николаевич сохранял на лице полную невозмутимость, хотя это ему удавалось с огромным трудом.

– Ты разве один? – спросила Софья Александровна.

– Нет, – Ваня обернулся и помахал родителям, – со мной папа и мама.

Волковы подошли.

– Евгений Николаевич, – представился Ванин отец. – А это моя жена, Нина Сергеевна.

– Мне очень приятно с вами познакомится, – робко произнесла Софья Александровна и замолчала.

Они изучающе смотрели друг на друга. Мимо проходили пассажиры, встречающие, провожающие. Кто-то с любопытством разглядывал паренька рядом с двумя взрослыми и стоявшую напротив них хрупкую женщину, нервно теребившую в руках сумку.

Первой опомнилась Нина Сергеевна, она подхватила под руку Софью Александровну.

– Да что же мы, так и будем на дороге• стоять? – на ходу проговорила она. – Поедемте к нам.

Софья Александровна не возражала и молча пошла рядом с Ниной Сергеевной. Ванин отец взял у Софьи Александровны сумку, и все четверо направились к выходу из здания аэропорта.

На стоянке была припаркована машина Волковых, и уже через пять минут они ехали по шоссе в сторону Москвы.

Нина Сергеевна о чем-то говорила с Софьей Александровной, но та была очень рассеянна или, может быть, слишком взволнованна, чтобы говорить о погоде и рассказывать о неудобствах перелета. Она не сводила глаз с Вани, отчего он чувствовал себя неловко. Он не знал, о чем говорить с этой чужой женщиной, как к ней обращаться.

Однако атмосфера разрядилась, как только Софья Александровна оказалась в квартире Волковых. Гостье очень понравился их дом, она долго восхищалась цветами Нины Сергеевны, а потом хозяйка позвала всех за стол. Сначала разговор не клеился, однако позже Нине Сергеевне все-таки удалось разговорить гостью. Не учувствовал в этом только Ваня. У него в голове вертелись тысячи мыслей и вопросов, которые он хотел задать своей матери, а потому с огромным нетерпением ждал окончания ужина. Однако Ванин отец опередил сына, и, когда все уже допивали чай, он серьезно сказал:

– А теперь, мне кажется, пришло время для разговора, который, собственно, и прояснит ту ситуацию, из-за которой вы, Софья Александровна, и прилетели в Москву.

Гостья напряглась, но через несколько мгновений взяла себя в руки и открыто взглянула на Евгения Николаевича.

– Да, я полностью с вами согласна. Я думаю, пришло время все выяснить. Мы и так все ждали этой встречи слишком долго. Спрашивайте.

Ване в этот момент его родная мать чем-то напомнила провинившегося ученика, которого вызвали в кабинет директора на педсовет. Ему стало неприятно: родители поставили эту женщину в неловкое положение – она должна защищаться и оправдываться.

– Софья Александровна, расскажите нам все по порядку, с самого рождения Ивана. И объясните, как случилось, что Ваня остался без родной матери в младенческом возрасте.

Софья Александровна так мучительно долго собиралась с мыслями, что Ваня в конце концов не выдержал. Ему вспомнились насмешки ребят из старой школы, драка с Борькой Шустовым. Обида захлестнула его.

– Зачем вы меня бросили? – резко спросил он. Женщина вздрогнула, как будто ее ударили по лицу, и опустила голову.

– Ваня! – одернула сына Нина Сергеевна.

– Как вы могли оставить своего ребенка? – снова задал он вопрос, который в мыслях уже сотни раз задавал своей матери.

Софья Александровна подняла глаза, и Волковы увидели, что они полны слез, но это почему-то ни у кого не вызвало жалости. Все ждали ответа на вопрос. Все пристально смотрели на гостью.

– Я не бросила тебя, сынок, – едва сдерживая рыдания, наконец тихо произнесла Софья Александровна. – Я расскажу тебе, как жестоко обошлась судьба с тобой и со мной, потому что из-за роковых обстоятельств, а не по моей вине ты рос в другой семье, а не со мной.

Я не виновата. В ту ночь, когда ты родился, в роддоме случился пожар. Я мало что помню об этом, осталось только ощущение жуткой боли и ужаса. В моей палате все уже спали, когда кто-то закричал: «Пожар! Горим!» Женщины проснулись и почувствовали запах дыма и гари. Кто-то кинулся к окну, благо это был всего лишь второй этаж, а кто-то, в том числе и я, бросились в детский бокс, чтобы спасти своих детей.