Родная душа: Рассказы о собаках

Спасли его особенности моей собственной биографии. Дело в том, что немногим ранее я вернулся со службы на Северном Флоте в инвалидной коляске, в которой, по мнению официальной медицины, мне и предстояло провести остаток дней. Я с этим решительно не согласился… и через полтора года активного самолечения снова начал ходить. Соответственно, по ходу дела были прочитаны горы книг по медицинской тематике. В том числе и весьма далёкие от моего конкретного случая, о том, например, как лечили чуму у людей. Терять было нечего, и от безысходности я стал пользовать Ханыча теми же методами. Надо сказать, методы были свирепые. Уколы сульфокамфокаина в область сердца, капельницы с сорокапроцентной глюкозой… Не говоря уже об антибиотиках, которые на всю жизнь изувечили ему пищеварительную систему… На венах обеих передних лап не осталось живого места, я их капельницами и шприцами попросту «распахал». При этом выглядел бедный пёс попросту жутко: морда в пене, из носа текла мерзкая зелень, шерсть лезла клочьями, глаза, кажется, хлюпали, когда он моргал. Он лежал на матрасике и даже не мог самостоятельно повернуться на другой бок. Только дыхание булькало и клокотало в груди.

Идя в очередной раз из аптеки, я совершенно случайно разговорился с дядечкой, который выгуливал возле нашего дома дворняжку. И надо же такому случиться — дядечка оказался компетентным ветеринарным специалистом. Он сразу сказал мне, что пса я, может быть, и спасу, но все потроха — сердце, лёгкие, пищеварительный тракт — пострадают очень серьёзно. Придётся ещё и их потом восстанавливать. Или смириться с тем, что собака останется инвалидом. Выслушав, я повернулся и побежал обратно в аптеку за добавочными снадобьями…

Так проходил день за днём… И вот однажды я заметил, что дыхание пса начало выравниваться. По крайней мере, он явно перестал задыхаться. Потом наметились более серьёзные признаки улучшения. Ханыч начал приподнимать голову и наконец попробовал встать. Кое-как «облокотился» на передние лапы, но заднюю часть тела поднять так и не смог. Я сначала подумал — ослаб, мышцы не справляются. Но оказалось, что задние лапы его просто парализовало. Чума-то, как выяснилось, прошлась по нему по полной программе — одновременно в лёгочной, нервной и желудочной формах. Соответственно, задними лапами он не только шевелить не мог — он их даже не чувствовал. Поэтому, когда мы с ним в первый раз выбрались на прогулку, выглядело это так: передние лапы пытаются идти, всё остальное висит на полотенце, продетом под пузо.

Тут надо сказать, что к нему практически сразу вернулась прежняя непрошибаемая наглость, которую кто-нибудь другой, возможно, назовёт несгибаемым присутствием духа. Нет, он не был отморозком — ни тогда, ни позже ни на кого попусту не бросался, даже не рычал. Просто, если уж он шёл — так ОН ШЁЛ, а на четырёх лапах или только на двух — не имеет значения. Вплоть до открывания лбом двери в подъезде. Видимо, она тоже обязана была посторониться: Ханыч идёт!

Я сам тогда ещё ходил плоховато, так что совместные прогулки служили «лечебной физкультурой» нам обоим. И вот однажды, заводя, а вернее, наполовину занося Ханыча в подъезд, я по неловкости прищемил ему заднюю лапу. Беспомощно волочившийся палец с когтем угодил под железную дверь… и мой пёс взвизгнул от боли. Для меня этот жалобный визг прозвучал музыкой, ведь он говорил, что к парализованным лапам стала возвращаться чувствительность. Значит, есть надежда снова заставить их двигаться! Благо я знал на собственном опыте, как это происходит.

И я взялся за дело! Перво-наперво я потащил Ханыча плавать. Собаки все от природы умеют плавать, даже те, которые об этом и не догадываются. У меня тогда был автомобиль «Нива», позволявший выезжать на Финский залив и добираться через пески прямо к воде. Я всё на том же длинном вафельном полотенце затаскивал Ханыча в воду и вынуждал плыть, он грёб передними лапами, а я то страховал его, то подныривал снизу — посмотреть, что там у него делается с задними, не начали ли шевелиться. Стелил ему ипликатор Кузнецова на голые камни, чтобы воздействовать на нервные окончания… Народ на пляже над нами украдкой посмеивался: собрались, мол, два инвалида, хозяин еле ноги переставляет — и кобель у него такой же. А потом я сделал вот что. Привёз однажды с собой детскую надувную лодочку, посадил в неё Ханыча, отбуксировал на глубину и… вытащил пробку. Лодочка сдулась, ротвейлер, привыкший к моей постоянной поддержке, неожиданно оказался в воде. И без полотенца под брюхом. Глаза у него натурально полезли на лоб, он принялся судорожно грести в сторону берега…

Вот тут у него и дёрнулась впервые задняя лапа.

Помню, как он плыл к берегу, тараща глаза и отчаянно скуля. Не от страха, он вообще по жизни ничего не боялся, просто, как видно, пробуждавшиеся нервы причиняли ему очень серьёзную боль. Полноценно выйти на берег он, конечно, не смог, выполз на передних, но задние уже шевелились, пытались поддерживать тело, и это было отчётливо видно. Победа!