Родная кровь

Макбрайд советовала быть поприветливее, но сейчас мне трудно было оставаться в рамках вежливости. На кухне завозилась Элли, и сердце болезненно застучало в груди. «Пожалуйста, оставайся там. Пожалуйста!»

– Я уверен, что ты могла бы делать мебель, если бы захотела.

Элли поднималась по лестнице, болтая с Олешкой.

Я подошла к двери.

– Мне и так нравится моя работа.

– Мамочка, Олешка хочет кушать, и…

Элли была уже в дверном проеме.

Я жестом попросила ее помолчать.

– Что тебе в ней нравится больше всего? – спросил Джон.

– Пойдем готовить? – не унималась Элли.

Я строго посмотрела на нее и указала на лестницу, одними губами произнеся: «Я говорю по телефону».

– Но ты же обещала…

Я закрыла дверь и заперла ее на ключ. Элли принялась барабанить кулачками по двери.

– Мама! – кричала она.

Прикрыв трубку рукой, я отбежала в дальний угол комнаты.

– Что там у тебя за шум?

«Черт, черт, черт!»

– Я хотела выключить телевизор и случайно увеличила громкость.

Элли все барабанила в дверь.

Я задержала дыхание. Стало тихо.

– Так я спросил, что тебе больше всего нравится в твоей работе?

– Не знаю. Просто люблю делать что-то руками.

В моей работе мне многое нравилось, но я не собиралась делиться этим с Джоном.

– Я тоже хорошо умею управляться с древесиной. Тебе нравилось мастерить что-нибудь, когда ты была маленькая?

В коридоре было тихо. Где же Элли?

– Да, наверное. Иногда я украдкой брала папины инструменты.

Тишина. Я задержала дыхание, напряженно вслушиваясь. В кухне хлопнула дверца шкафчика. Значит, Элли внизу. С облегчением вздохнув, я опустила голову на колени.

– Я давал бы тебе инструменты. Жаль, я не знал, что у меня есть ребенок. Это неправильно.

Я почувствовала, как во мне вспыхивает ярость.

– Думаю, обстоятельства моего зачатия лишили тебя такой возможности.

Джон помолчал.

– Почему ты это делаешь? Почему ты причиняешь боль людям?

Тишина.

Кровь шумела у меня в ушах. Я понимала, что зашла слишком далеко, но не могла остановиться.

– Ты злишься? Они напоминают тебе кого-то или…

– Я вынужден так поступать, – сдавленно ответил он.

– Никого нельзя заставить убивать.

– Мне это не нравится.

Его дыхание участилось.

«Прекрати! Прекрати говорить с ним так. НЕМЕДЛЕННО!»

– Ладно, я просто…

– Я перезвоню завтра.

Он положил трубку.

Я сразу же набрала номер Билли. Пока мы с ним говорили, я соорудила ужин для Элли и положила корм в миску Олешки.

На этот раз Джон звонил из точки к северу от Уильямс-Лейка, и полиции потребовалось сорок минут, чтобы добраться туда. Копы патрулировали местность, останавливали машины, говорили с местными жителями, показывали фоторобот Джона на автозаправках и в придорожных магазинчиках, но никто ничего не видел. Я спросила Билли, как они собираются ловить Джона, если он и дальше будет звонить из сельской местности. Он считает, что нужно продолжать делать то же, что и раньше, в надежде получить хоть какую-то зацепку. Впрочем, они хотя бы нашли моего частного детектива. Он отправился с женой в круиз по Карибскому морю.

Положив трубку, я пошла искать Элли. Она сидела на диване, уставившись в экран телевизора. Мне было так стыдно за то, что я подвела ее, что я разрешила малышке спать сегодня в моей комнате. Обычно это вызывает бурю восторга, но на этот раз Элли промолчала. Я уложила ее в кровать и почитала ей «Паутинку Шарлотты»:[6] Элли может заинтересовать книжка, только если речь в ней идет о животных. Она что-то шепнула на ухо Олешке, и я перестала читать.

– Что не так, котенок?

Она опять что-то сказала Олешке. Тот помотал ушами и уставился на меня.

– Мне пощекотать Олешку, чтобы он все рассказал?

Я протянула руки, притворяясь, что сейчас заберу пса.

Ее глаза сверкнули.

– Нет!

– Значит, придется тебе мне все рассказать.

Я улыбнулась, сделав глупое лицо, но Элли на меня даже не посмотрела.

– Ты закрыла дверь.

– Верно, малыш, закрыла.

Как же мне объяснить ей это?

– Мамочка поступила нехорошо. Но сейчас у меня новый клиент. Он очень важен. Наверное, он еще будет звонить, и тогда мне придется уделять ему все свое внимание, а тебе нужно будет сидеть тихо-тихо, как мышка, ладно?

Элли нахмурилась, щеки у нее покраснели, и она принялась молотить ногами под одеялом.

– Ты сказала, что мы приготовим ужин вместе.

– Я знаю, милая. Прости меня. – Я вздохнула. Мне было так стыдно, что я подвела ее. А еще я ненавидела Джона за то, что все это случилось из-за него. – Но иногда я работаю в мастерской, а Эван уезжает на турбазу. Это то же самое. Мы все равно любим тебя, любим больше всего на свете, но порой нам приходится решать взрослые проблемы.

Элли все еще молотила ногами. Олешка встал, перешел на край кровати, и Элли пнула его из-под одеяла.

Во мне вспыхнула злость.

– Элли, прекрати.

Я придержала ее ноги.

– Нет! – завопила она и еще раз пнула Олешку.

Взвизгнув, пес со стуком упал с кровати на пол.

– Элли!

Я вскочила на ноги.

Жалобно хрюкнув, Олешка прижался ко мне. Почесав его за ушком, я повернулась к дочке.

– То, что ты сделала, очень плохо. Нельзя обижать животных.

Элли возмущенно смотрела на меня, поджав губы.

– Иди в свою комнату. Немедленно.