Родная кровь

И где-то там звучат слова о справедливости:

“Твори по честности, а не по доброте иль милости”.

Но только, знаешь, справедливости ведь тоже нет,

а сказочки о ней – всего лишь древний бред.

Вся справедливость равна быть может одному лишь мнению,

а правда вся рассыпется от одного лишь дуновения

взгляда того, кто правду тоже проповедует и знает:

все люди правды нить не упускают,

все держат крепко сей клубок цветастых ниток,

и правда всех из этих ниток сшита,

клубок прядёт замысловатый и чудной узор,

кому-то правда он, кому-то – откровеннейший позор.

И будут все носиться с этими клубками, словно с ситом,

в котором якобы ни капли не пролито

из озера правдивости и справедливости причуд,

в котором тину неприкрытой лжи лишь можно почерпнуть.

Не нужно ни меня, ни, собственно, себя отягощать словами

о том, что правда да пребудет с вами.

Есть мнения. И те всё чаще зависть или бред.

Верить, однако, можно в то, чего на самом деле нет.

Из вер подобных и составлен человеческой души скелет.

                                 И  будет  состоять, пока  есть  человек.

***

Аккуратно, словно боясь стереть ценные чернила, я отложила салфетку на безопасное расстояние от своего мокрого бокала.

Я продолжала потягивать пиво, провожая взглядом последних посетителей бара, а когда последний из них наконец вышел за порог и Астрид, закрыв за ним дверь на замок, вернулась за барную стойку, чтобы начать сверять кассу, я решила начать издалека.

– Хорошие стихи, – я дотронулась указательным пальцем расправленной салфетки. – Кто автор?

– Одна моя подруга. Она поэт. И писатель. Заглянула ко мне сегодня и на мой вопрос о том, что она думает о правде и справедливости, дала вот такой вот ответ, – не отрывая взгляда от кассы, Астрид кивнула в сторону лежащей передо мной салфетки.

– Не знала, что у тебя есть не “знакомые”, но “подруги”, помимо нас с Рене, – заметила я. – Она из Роара?

– Нет, потому вы и не знакомы. Она сегодня была здесь, а завтра будет уже в противоположном конце света…

– Никогда в жизни не видела в живую поэтов или писателей.

– Кстати, я хотела бы вас познакомить. Конкретно тебя с ней. У вас обеих тот ещё характер. Интересно было бы посмотреть, как бы вы общались друг с другом. Кто знает, может она и о тебе что-нибудь когда-нибудь написала бы.

– Да, конечно, интересна будет кому-нибудь история моей жизни…

– Эй, твоя жизнь ещё не кончена, а значит в ней каждую секунду может случиться переворот.

Я сдвинула брови в попытке представить, что же такого в моей жизни должно случиться, чтобы по ней вдруг решили написать книгу.

– Так значит, Тереза Холт твоя сестра? – бросив испытывающий взгляд на собеседницу, занятую счётом денег в своих руках, я резко перешла к следующей серьёзной теме, но Астрид не шевельнула ни единым мускулом на своём выражающем сосредоточенность лице. – Об этом было бы трудно догадаться, ведь вы носите разные фамилии.

Глава 22. Тереза Холт. 14 сентября- 20:30.

Несмотря на достаточно буксующую первую попытку познакомиться поближе с Пенелопой и Оливией, произошедшей в конце августа при обстоятельствах совместного посещения пляжа, в результате мы неожиданно быстро, я бы даже сказала стремительно быстро нашли общий язык. И с Джеем я тоже “подружилась”.

В начале сентября мы с Пенелопой вместе переживали поступление сыновей в школу имени Годдарда. В то же время она познакомила меня со своей старшей сестрой Рене, которая, впрочем, в результате так и не вошла в близкий состав моего окружения, так как она приводила в школу свою дочь Сибил намного позже, чем я приводила Берека. Рене была домохозяйкой и могла позволить себе возить своего ребёнка в школу в удобное ей время, у меня же случались завалы на работе, и так как у меня не было на подхвате мужа, Берек мог очутиться на пороге школы минута в минуту с её открытием.