— Ох и ехидная ты! — Соа засмеялась, а про себя стала думать о «старике», как о чем-то далеком-далеком. Словно не с ней произошло это, словно не она, а кто-то другой давал обещания. Сегодняшний бой породил в душе Соа новые чувства, новые мысли. Что же касается испытаний, то разве в душе она не готовилась к тому, чтобы преодолеть в десять, в сто раз большие трудности? Конечно, сегодняшний бой оказался очень трудным, слов нет. Но был ли он самым трудным? Девушка еще не понимала, что для человека-борца нет самой большой трудности.
…Дядюшка Дыок ждал, когда Виенг расскажет товарищам из ячейки, что произошло в море. Уходя, старик спросил Каня:
— Завтра рыбаки с ополченцами опять выйдут в море? Кань задумался.
Кто-то сказал:
— Не следует рисковать. К чему лихачество. Завтра они наверняка захотят отомстить за своего летчика. А для нас кровь людская дороже всякой рыбы. Не так ли, товарищ Дыок?
Старик был не согласен с таким ответом. Конечно, человеческая жизнь дороже всего. Но он любил море. Помолчав немного, старик бросил:
— Ну, я пошел.
Кань посмотрел ему в глаза. Он хорошо понимал тех людей, которые крепко привязаны к морю, которые проявляют в борьбе с ним характерные для вьетнамцев упорство, смелость и хладнокровие. Их влекло в море сознание необходимости побеждать, долг перед родиной. Кань же был избран ими для того, чтобы руководить, и он не имел права не учитывать мнения всех.
— Выходить в море, конечно, надо, — сказал он. — Но, я полагаю, нужно выйти ненадолго и все время следить за врагом. Думаю, что такие короткие выходы научат нас проводить путину в боевых условиях. Каждый рыбак должен как можно лучше подготовиться к этому трудному делу.
Про себя он решил, что завтра пойдет с рыбаками. Кань видел, что старый Дыок согласен с ним.
Соа и Зюе подошли к Каню и Дыоку… С моря подул ветер. Казалось, он хотел подхватить рыбаков и крестьян, идущих в родной хутор…
Ха Бак
РАДОСТНЫЙ ДЕНЬ
Едва отзвенел будильник, как на семейной половине дома послышался полусонный хриплый голос командира отряда ополчения:
— Сегодня каждое отделение должно выделить по три человека для рытья укрытий. Они останутся дома, а все остальные в отряде отправятся на уборку риса в деревню Кан.
Ночь отступала. Остроконечный, тускло светившийся серп месяца на голубеющем небосводе казался словно отпечатанным. Ниже у горизонта еще мерцали, будто перемигиваясь, звезды. До бамбуковых домиков с засветившимися окнами ветерок доносил душистый запах созревающего риса.
После побудки в домах, где размещались семьи бойцов 5-го отряда, также началось оживление. Было слышно, как кто-то стучал бамбуковой трубкой-кальяном, выбивая пепел, шлепал по решету. Послышались голоса, плач ребятишек. Все это напоминало жителям деревушки о том, что пришло новое утро страды.
Тхюи в последний раз поскребла котел, сняла палочками присохшие по краям котла рисинки и поставила его на очаг, собрала рассыпанный на кухне уголь и подложила в очаг.
Дети уже проснулись. Танг, которому едва минуло шесть лет, съежившись от утренней прохлады, сидел посреди кровати и, увидев, что мать возится на кухне, подстрекаемый любопытством, спросил:
— Ма, что сегодня у нас — праздник, что ли?
Его старшая сестренка Лан, свернувшаяся улиткой под одеялом, напустилась на братишку:
— Какой еще праздник!.. Ты только и думаешь про что-нибудь вкусное!
Танг повернулся к матери и стал клянчить:
— Мам, а мам, ты еще вчера говорила, что сегодня будем провожать Хыу в армию и ты поджаришь курицу…
Тхюи сняла платок с веревки полога, вытерла лицо Тхангу, пожурила дочку:
— Лан… помолчи-ка, пусть Зяо и Лиеу поспят. Вы забыли, что Хыу еще на работе?
В предрассветный час, когда ночь вот-вот сменит день, небо чуточку становится темнее. В деревушке начинают петь петухи, кудахтать куры. Раздаются шаги рабочих, отправляющихся на заготовку леса.
Командир отряда Тунг, наскоро перекусив, вышел на улицу. Через некоторое время он был уже на другой стороне деревушки, подошел к небольшому домику, юркнул, ссутулившись, в калитку и строго спросил:
— А где Хыу?
Тхюи вздрогнула от неожиданности.
— Это ты, Тунг?! А я думаю, кто там? Сын всю ночь возился с машиной и еще не вернулся.
— Вот уже два дня отряд на отдыхе, не так ли?
— Да, но вчера он вместе с Ти вызвался пойти поработать. Сегодня в последний раз, сказал он, пойду подежурю, изолью душу машине.
Тунг, по привычке закусив кусочек бечевки, присел на стул, оперся на подоконник, осмотрелся по сторонам и участливо сказал:
— Когда Хыу уйдет, тебе придется одной и работать в поле и дома хлопотать: варить, стирать, смотреть за этими чертенятами.
Ребята, завидев бородатого командира, испуганно переглянулись.
Тхюи задумчиво погладила по голове старшую дочку.