Родни Стоун

— Знаю, знаю, ты готов был сразиться с кем угодно, храбрости тебе не занимать, я, как поглядел на тебя, сразу это понял. Но запомни: бороться с Крабом Уилсоном — значит бороться с самым многообещающим боксером из западных графств, а лучший боксер Запада чаще всего — лучший боксер Англии. Он такой же быстрый и такой же высокий, как ты, и руки у него такие же длинные, и уж он будет тренироваться до тех пор, покуда каждая капля жира не превратится у него в мускулы. Я говорю это тебе сейчас, потому что, если я за тебя возьмусь…

— Возьметесь за меня?

— Да, — сказал мой дядя. — Если ты готов выступить, Белчер согласен быть твоим тренером.

— Я бесконечно признателен вам! — с жаром воскликнул Джим. — Если дядя не захочет быть моим тренером, я ни о ком другом и не мечтаю.

— Нет, Джим. Я побуду с тобой денек-другой, но в этом деле мне с Белчером не тягаться.

— Где вы будете жить?

— Я думаю, тебе удобно будет, если мы расположимся в Подворье короля Георга в Кроли. А если нам можно будет выбирать место боя, лучше всего Кролийские холмы, ведь, кроме холма Мосли и, может, еще Смитемской ложбины, это самое подходящее место для бокса во всей Англии. Согласен?

— Конечно, согласен, — отвечал Джим.

— Значит, с этой минуты ты мой, понимаешь? — спросил Белчер. — Еда, питье, сон — все по моему слову, и вообще ты теперь во всем должен меня слушаться. Нам нельзя терять ни часу. Уилсон уже месяц назад был почти в форме. Видал сегодня — он ни капли в рот не взял.

— Джим может хоть сейчас драться до последнего, — сказал Гаррисон. — Но все равно завтра мы оба поедем с тобой в Кроли. Доброй ночи, сэр Чарльз.

— Доброй ночи, Родди, — сказал Джим. — Приезжай ко мне в Кроли, ладно?

И я горячо пообещал, что навещу его непременно.

— Тебе следует быть осмотрительнее, племянник, — сказал дядя, когда мы с грохотом неслись домой в его нарядной коляске. — В premiere jeunesse[30] человек склонен руководствоваться доводами сердца, а не рассудка. Джим Гаррисон производит впечатление весьма достойного молодого человека, но он как-никак всего лишь подручный кузнеца и кандидат в профессиональные боксеры. Между его положением и положением моего кровного родича — пропасть, и ты должен дать ему почувствовать свое превосходство.

— Он мой самый старый и самый любимый друг, сэр, — отвечал я. — Мы вместе росли, и между нами никогда не было секретов. И как же я могу дать ему почувствовать мое превосходство, когда я прекрасно знаю, что это он меня во всем превосходит!

Дядя весьма сухо хмыкнул и в этот вечер уже больше не сказал со мной ни слова.

Глава XII КОФЕЙНАЯ ФЛЭДДОНГА

Итак, Джим отправился в Кроли под присмотром Джема Белчера и Гаррисона, чтобы тренироваться и подготовиться к великому бою с Крабом Уилсоном, а тем временем во всех лондонских клубах и пивных только и разговору было, что о том, как он появился на ужине и за четыре раунда нокаутировал грозного Джо Беркса. Джим сказал мне однажды, что непременно прославится, и слова его сбылись скорее, чем он предполагал: куда ни пойдешь, всюду говорили только о пари сэра Лотиана Хьюма с сэром Чарльзом Треджеллисом и о достоинствах будущих противников. Огромное большинство ставило на Уилсона, ибо одной-единственной победе Джима он мог противопоставить целый ряд побед; кроме того, знатоки, видевшие его в учебных боях, полагали, что редкостная защитная тактика, благодаря которой он заслужил свое прозвище, совершенно собьет с толку его неопытного противника. Рост, сила, ловкость — тут они мало чем отличались друг от друга, но Уилсон был много опытнее.

За несколько дней до боя батюшка исполнил наконец свое обещание и приехал в Лондон. Моряк не жаловал города, ему куда больше нравилось бродить по Суссекским холмам и следить в бинокль за каждым марселем, который показывался на горизонте, чем пробираться в уличной сутолоке, где, как он сетовал, невозможно проложить путь по солнцу и уж тем более что-нибудь упомнить. Но в воздухе снова запахло войной, и надо было воспользоваться своим знакомством с лордом Нельсоном, чтобы получить место для себя или для меня.

На город спустился вечер, дядя облачился в зеленый костюм для верховой езды с пуговицами накладного серебра, в сапоги из кордовской кожи и круглую шляпу и, как всегда в этот час, вскочил на свою лошадку с подрезанным хвостом и отправился на Пэл-Мэл людей посмотреть и себя показать. Я остался дома, я уже успел понять, что светская жизнь не по мне. Все эти господа с тонкими талиями и заученными жестами, живущие какой-то странной жизнью, порядком мне прискучили, и даже дядя с его холодно-покровительственным тоном вызывал у меня довольно смешанные чувства. Я унесся мыслями в Суссекс и с тоской вспоминал простую, естественную сельскую жизнь, как вдруг раздался стук молотка в парадную дверь, потом послышался сердечный голос, и вот уже в дверях показалось улыбающееся обветренное лицо и голубые, с прищуром глаза.

— Ишь каким ты щеголем, Родди! — воскликнул батюшка. — Но я предпочел бы видеть тебя в синем морском кителе, а не в этих галстуках и кружевах.