Родник пробивает камни

«Ну что ж… — думал Таранов, — можно старика рассчитать, можно пригласить другого, помоложе, дисциплинированного… Но это… это значит вырвать из рук человека последний спасательный круг, который держит его в потоке жизни. Чего доброго, с горя запьет еще сильнее, появится обида. — Невидящими глазами Таранов смотрел в окно, за которым расстилалась территория завода с ее огромными корпусами. В каждом из них звучали могучие аккорды своей партии в этой грозной и величественной кантате огня и металла, где незримые мускулы электрического тока создавали машины, которые потом сами станут вырабатывать такую же энергию жизни. — Нет, нужно поговорить… Поговорить со стариком по душам, как сын с отцом, как коммунист с коммунистом. И главное — нужно что-то обязательно предпринять. Но что?.. Какие найти слова, чтобы могли они поспорить с пагубным пристрастием к вину, сгубившему много великих и талантливых людей России?»

И чем больше Таранов думал над тем, как бы помочь больному человеку, тем он становился беспомощней… Не знал даже, с чего начинать этот разговор.

А ведь были трудности, и какие еще трудности!.. Постоянная борьба за технический прогресс, за экономическую эффективность производства, исследование производственной обстановки на самых ответственных участках в цехах завода, наконец, такая гигантская государственная реформа, как переход на пятидневную рабочую неделю и связанная с этим переходом перестройка производственного процесса и всех коммерческих служб завода. Создание технических рейдовых бригад по выяснению и устранению диспропорции между заготовительными и сборочными цехами, постоянная экономическая и производственная разведка и в результате этого сэкономленные десять миллионов киловатт-часов электроэнергии… А разработка премиальной системы? А целевое распределение фондов материального поощрения?.. Наконец, не за горами то время, когда будет свой новый Дворец культуры… Не теперешний, старенький Дом культуры с крохотным залом на четыреста мест, а гигантский красавец у мемориального сквера на развилке двух замоскворецких улиц. Главный зал вместит тысячу двести человек, малый зал на пятьсот мест, одних только комнат для работы кружков и коллективов секции больше сотни. Вот когда поднимется этот красавец из бетона, стекла и стали на древней земле Замоскворечья, тогда голоса прославленного хора ветеранов завода зазвучат еще сильнее, еще призывнее. Тогда исполнится мечта знаменитого Гаука, который очень хотел исполнить вместе с хором ветеранов завода «Оду радости» Бетховена. Правда, нужно нажимать, нажимать и нажимать… На Моссовет, на строительный трест… Иначе они затянут строительство Дворца на годы.

Вот тогда-то можно в полную мощность развернуть работу народного университета…

Энергично сцепив пальцы сомкнутых рук и высоко подняв голову, Таранов стоял у стены и рассеянным взглядом всматривался в глубь своего кабинета. Как бы с высокой скалы он смотрел на долину и отчетливо видел: там, внизу, в потоке людской круговерти, есть и его, тарановская работа.

Он думал о приходе старого актера Брылева, которого он пригласил на двенадцать часов дня. Да разве перечтешь все то, что перед Тарановым как перед руководителем партийной организации завода вставало задачей, проблемой, пунктом тревог, волнений, бессонниц?..

А создание при заводе постоянной школы рабочих корреспондентов? А налаживание творческого содружества между заводом и театром? А незабываемые встречи с деятелями культуры, науки, искусства? Штраух, Смирнов, Гаук, Рощин… Выезды рабочих за рубеж… Создание своих заводских детских яслей, садов, пионерских лагерей, строительство палаточного городка в Полушкине, на живописном берегу Москвы, и, наконец, свой заводской храм здоровья на Черноморском побережье…

И чем больше распалял себя Таранов воспоминаниями пройденных рубежей, на которых с годами рос завод и росли люди завода, тем отточеннее, четче становилось его воображение. На какое-то время он позабыл о Брылеве, о том, что вот-вот он постучится в его кабинет. Неизвестно, зачем и для чего, наедине с собой, со своей памятью, Таранов стал стремительно пробегать те спринтерские (а они порой решались неожиданно, экспромтом, на цеховом собрании, после умного и дельного предложения рабочего-рационализатора, единодушно поддержанного коллективом цеха) и марафонские дистанции постоянной борьбы за усовершенствование, прогресс, экономию, которые длились годами, в которых он, Таранов, был в первых рядах.

Проблемы, задачи, поиски… Решенные и завершенные, они рождали новые, более сложные задачи и проблемы, превращались в вечный, четко вырисовывающийся впереди горизонт, к которому он шел вместе с заводом, но перешагнуть который было невозможно. В этом движении вперед — смысл жизни, в этом — вечный закон развития.