Родник пробивает камни

На этом представительном заседании парткома зачитали авторитетные письма и документы, а также подтверждение Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС о том, что В. И. Ленин вместе с красноармейцами принимал присягу в гранатном корпусе завода Михельсона.

На этом же заседании парткома было принято решение (а о нем оповестили весь коллектив завода) проводить ежегодно торжественные собрания, посвященные этой дате, совместно с солдатами и офицерами наших подшефных воинских частей.

А сегодня… Сегодня, Володя, я была свидетелем того, о чем нельзя говорить без волнения. Представь себе: тот же гранатный корпус (ведь это твой цех!), на том же самом святом месте в суровой торжественности замер строй солдат. В серых шапках-ушанках, в шинелях, в руках у каждого оружие… Не знаю, как оно называется: коротенькая винтовка о кинжалом. Командир называет по списку фамилию, солдат выходит из строя, читает присягу. Клятва Родине… Мороз проходит по коже. В тексте этой присяги спрессованы вся жизнь Ильича и вся та вечность, которая открылась после его смерти. Родина!.. Отечество!..

Нас, молодых рабочих завода, пригласили на эту торжественную церемонию. Но больше всего меня потрясло, когда я слушала и смотрела, как давал присягу Олег Чугунов. Все мы его знали как рабочего паренька, который не прочь после получки засидеться в кафе «Ласточка», где он любил «рвануть» твист, и выпрашивал всегда у Брылева роли, в которых были драки, ножевые схватки или самбистские приемчики…

Я до этого совсем не знала, что его направили служить в наш подшефный полк. И вот я вижу Олега в строю: высокий, стройный, суровый. А когда узнал меня — подмигнул левым глазом и послал мне свою озорную приветливую улыбку. Ты знаешь его улыбку. В какие-то мгновения мне даже казалось, что я люблю его… Люблю не меньше, чем тебя. Не вздумай зеленеть от злости… Это была минута такого неожиданного и непонятного состояния, когда мне хотелось прожить жизнь Зои Космодемьянской и так же читать присягу, — я почувствовала, как из глаз моих текут слезы. Но это были слезы гордости… Гордости за вас, наши парни, которые, если случится беда, как Александр Матросов, закроют грудью амбразуру, как молодогвардейцы, перед казнью запоют «Интернационал» и, если нужно, умрут, как не очень давно умирали пограничники на Даманском.

Вот, пишу тебе письмо, а глаза заливают слезы!.. Милый Володька! Закручивает меня жизнь завода… Ох как закручивает!.. Теперь мне все яснее и яснее становится смысл четырех слов: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» И если я раньше в выражении «его величество Рабочий класс» видела только красивую, торжественную фразу, то сейчас я заряжена гипнотизмом значения этих слов, когда иду на работу, когда вхожу в цех, когда плыву на своем стальном кране-тральщике над гудящим цехом, когда вижу в президиуме своего деда — Петра Каретникова…

Ты спрашиваешь, как у нас дела в драмколлективе? По-прежнему репетируем «Бессмертный гарнизон». Но Корней Карпович говорил нам по секрету, что драматург Владимир Парамонов работает над новой пьесой — о революционерке Замоскворечья Люсе Люсиновой. Право первой постановки автор хочет предоставить драматическому коллективу Дома культуры нашего завода. Один из консультантов у драматурга — дедушка. Но он ничего не рассказывает мне о пьесе, говорит, что. Парамонов очень суеверный человек и до тех пор, пока не закончит пьесу, никому, кроме консультантов, не покажет ее.

Мы очень ждем эту пьесу. Она может стать фирменным спектаклем нашего драмколлектива.

Володя, времени уже половина двенадцатого. Иду спать. Но знаю: только закрою глаза — передо мной встанет военный строй в гранатном цехе и наши парни в серых шинелях. Лица суровые, мужественные… Мысленно я ставлю тебя в этот строй и в душе молюсь за тебя. Я знаю, если тебе снова придется быть солдатом, ты будешь хорошим солдатом. А если судьба сделает из тебя маршала, она не ошибется.

Целую тебя, мой маршал.

Поклон тебе от Петра Каретникова и от Корнея Брылева. Наши милые «индийцы» тоже нежно помнят тебя и в каждом письме передают тебе земные поклоны.

Светлана».

ПИСЬМО ШЕСТОЕ

«Дорогой Володя!

Мой юный друг!

Не взыщи, что на два твоих последних письма отвечаю с таким непростительным опозданием. Но этому есть причина. Помнишь, Володенька, смертельную тоску и золотую мечту актера из горьковского «На дне»? Наверное, помнишь… Ведь в этой пьесе когда-то ты играл Ваську Пепла. Как и горьковскому актеру из ночлежки, последние годы мне снилась хрустальная лечебница, которая помогает избавляться от губительного недуга слабовольным, попавшим обеими ногами в волчий капкан.

Почти тридцать лет я, попав в этот капкан по воле немилосердной ко мне судьбы, носил на ногах эту холодную тяжелую сталь как боль и как позор. А на шее удавом завивался мой победитель — зеленый змий.

Много раз в нечеловеческих усилиях пытался я разорвать это гигантское объятие. Но то, что не смог сделать Лаокоон, — по силам ли такому слабому духом и мускулами человеку, как я?