Сегодня Капитолина Алексеевна приехала не просто проведать племянницу и узнать, как она сдаст очередной экзамен (то, что второй тур пройдет успешно, в этом она почти не сомневалась), а с особо важным намерением. Ночью, томясь в бессоннице, думая о том, как бы помочь Светлане, она перебрала в памяти все свои театральные знакомства и министерские связи. И вдруг, как в светлом озарении, на ум ей, будто вынырнув из воды, пришел Сергей Стратонович Кораблинов. Народный артист, знаменитый кинорежиссер…
«И как же я не вспомнила раньше?.. Ведь ты, черт тебя побери, сейчас король экрана! Что же это я, старая дура, на сообразила раньше, что стоит тебе шевельнуть пальцем, и… Ведь мы с тобой когда-то учились на одном курсе. И не только учились, но и… Эх, Сережка, Сережка!..» От протяжного и глубокого вздоха Капитолины Алексеевны заколыхались нежные зеленые плети традесканции, стоявшей на телевизоре. Продолжая гладить белье, она мысленно вела предполагаемый и желаемый диалог, который мог бы, как ей казалось, произойти между ней и Кораблиновым.
— Что ты все утро шепчешь, Капелька? — пробурчал Брылев, наблюдая за ловкими движениями рук Капитолины Алексеевны. — Неужели ты не знаешь, что это первый признак тихого помешательства?
— Побудешь с тобой два часа подряд — можно попасть и в палату буйных. — Капитолина Алексеевна энергично поджала губы, делая вид, что ей сейчас не до него, что она занята своими мыслями.
С похмелья Брылева ознобно потрясывало. Казалось, что ему мешали руки. То он закладывал их за спину, то засовывал в карманы, то потирал ладони.
— Что, Корнеюшка? Вчера был на космических высотах?
— Не говори!.. Добрался аж до самого Марса. У Юрлова по случаю шестидесятилетия и получения звания был сабантуй. Пятьсот рублей ухнул. Натура — что твой Великий океан. Ему бы царя Петра играть, а он последние годы все в эпизодах. — Брылев говорил, а сам нет-нет да бросал косые взгляды на буфет. — Аж сейчас, черт возьми, никак не могу выйти из состояния невесомости. Капелька, посмотри сама или спроси у Стеши — нет ли там где-нибудь душеспасительного?
Капитолина Алексеевна открыла глухую створку буфета, вылила из графина остатки водки в фужер и подала Брылеву.
— Только, ради бога, не мешай мне, у меня куча дел. Если хочешь, ступай перекуси на кухне. Там на сковородке еще не остыли гренки.
— Спасибо, Капелька, уж я не буду растворять драгоценную влагу в хлебном месиве. Так-то, натощак, оно лучше разойдется по жилкам.
Брылев утонул в мягком кресле, положил голову на спинку и блаженно замер. Полузакрыв глаза, он некоторое время сидел молча, потом вдруг тихо и таинственно, будто обращаясь к кому-то третьему, находящемуся в комнате, заговорил:
Не обращая внимания на Брылева, Капитолина Алексеевна продолжала гладить.
А когда в столовую с пылесосом в руках вошла Стеша и спросила, не поставить ли чайку, она вдруг резко остановила на простыне утюг и, словно не расслышав ее вопроса, подбежала к телефону. Но не успела она набрать номер, как в комнате запахло паленым. Ее опередил Брылев. Поймав взглядом обеспокоенное лицо Капитолины Алексеевны, он с подчеркнутой услужливостью и проворством подскочил к столу, поставил утюг на керамическую подставку и принялся гладить ладонью то место на простыне, где остался желтоватый паленый след.
Капитолина Алексеевна благосклонно кивнула в сторону Брылева и ждала, когда ей ответят по телефону. Видно было, что она волновалась.
— Аль-ле… Аль-ле… Это приемная комиссия?.. Миленькая, скажите, пожалуйста, как прошла второй тур Светлана Каретникова?.. Что?.. — По лицу ее пробежала гримаса презрительного возмущения. — Ах, извините!.. — Капитолина Алексеевна швырнула на рычажки трубку, подошла к столу и взяла с подставки утюг. — Бюрократы!.. «Мы на телефонные звонки справок не даем».
Брылев старательно, не спеша набил табаком трубку, раскурил ее и, словно все это время, пока Капитолина Алексеевна гладила и разговаривала по телефону, он обдумывал, что бы такое значительное и весомое сказать ей, уверенно заговорил:
— Могу пари держать — Светлана с блеском пройдет второй тур. Купринский «Брегет» она читает восхитительно! — Брылев вскинул над головой руку. — Моя школа!.. Великий Качалов плакал, когда Корней Брылев играл Раскольникова.
— Все это было, Корнеюшка, было… А вот сейчас-то никто над игрой твоей и не плачет. Ролью бессловесного лакея слезу из публики не выдавишь.
Судорожно схватившись за мягкие подлокотники кресла, Брылев резко встал.