Родник пробивает камни

— Это же вам объяснил и мой помощник?

В усах Петра Егоровича заиграла улыбка.

— Ваш помощник, пока я добивался вашего приема, стоял у ваших дверей, как Лев Яшин стоит в воротах. Ловкий… Как ртуть на блюдце, никак не ухватишь.

Замминистра от души расхохотался. На пост заместителя министра он пришел всего полгода назад с партийной работы, и помощник, перешедший к нему по наследству от предыдущего, ушедшего на пенсию зама, чем-то сразу не пришелся ему по душе, хотя в помощниках тот ходил уже добрых два десятка лет и знал работу министерства так, что разбуди его ночью и спроси любой документ — номер нужного приказа, дату утверждения какой-нибудь инструкции, сделанные из приказов исключения, давнишние решения коллегии, — он ответит тут же, не роясь в картотеке и не заглядывая в архив. А вот с людьми… с живыми людьми, которые стучались на прием к заместителю министра, у него не ладилось.

Николай Петрович однажды даже как-то заглянул в личное дело своего помощника, чтобы узнать, сколько лет ему еще работать до пенсии. Однако по этой статье ничего не помучилось — помощнику было только пятьдесят пять. У министра он в почете. Последние десять лет он бессменный член месткома, в котором руководит культкомиссией. Попробуй подкопайся к нему, переведи его в инспектора, когда ни в работе, ни в поведении у него ни сучка, ни задоринки. А вот человек столкнулся с ним первый раз и такое врубил, что вряд ли скажешь точнее: «Ловок, как ртуть на блюдце, никак не ухватишь…» А попробуй докажи, что он бюрократ. Такой шум поднимет, поставит на ноги все — местком, друзей по министерству, ляжет с предынфарктным состоянием в больницу и из воды выйдет сухим.

— Говорите, как ртуть на блюдце?

Петр Егорович ответно улыбнулся.

— Если б не пугнул заводом и Старой площадью, то вряд ли попал бы к вам на прием.

Заместитель министра встал и прошелся вдоль длинного и большого стола. Он словно колебался: говорить или не говорить то, что ему очень хотелось сказать старому человеку, пришедшему хлопотать не за себя, а за калеку, который ему не приходится ни братом, ни сватом? И решил сказать.

— Я понимаю вас, Петр Егорович. Правила, утвержденные Минздравом относительно предоставления инвалидам Отечественной войны автоколясок и «Запорожцев», жесткие. А поэтому мы сейчас совместно с Минздравом готовим на коллегию министерства новый, более расширительный перечень медицинских показателей, по которым будут решаться вопросы предоставления инвалидам Отечественной войны автомашин марки «Запорожец».

— А если инвалиды умрут, так и не дождавшись этого расширительного перечня? Ведь война-то кончилась уже, слава богу, двадцать с лишним лет… Самым молодым инвалидам войны уже под пятьдесят, а они, как ни говорите, все люди травмированные…

— Готовим, готовим, Петр Егорович. Скажу вам как депутат депутату: за этот расширительный перечень деремся с Минфином по каждому пункту чуть ли не на ножах; отстаиваем, доказываем, заваливаем их письмами, а они, как неприступный утес, хладнокровно считают каждую государственную копейку.

Каретников протяжно вздохнул и вытащил из кармана трубку.

— Ох, эти «фины»!.. Нашли тоже на ком экономить государственную копейку. — Бросив взгляд на замминистра, Петр Егорович спросил: — Можно?

— Курите. — Лицо замминистра выражало не то недовольство собой (слишком уж разоткровенничался), не то собственное бессилие решить давно мучивший его вопрос так, как ему хотелось бы его решить, как, по его соображениям, было бы по-настоящему государственно и партийно.

— Конечно, если сравнить с первыми послевоенными годами, то возможности обеспечения инвалидов войны автотранспортом у нас в стране значительно расширились, но и эти возможности далеко не достаточны. А поэтому и мы со своей стороны делаем все, чтобы каждый безногий инвалид войны, а также инвалид, нуждающийся в мотоколяске или в «Запорожце», получил их.

Телефонный звонок прервал разговор, который, по существу, уже заканчивался, но самое главное, во имя чего пришел в министерство Петр Егорович, заместитель министра ему еще не сказал. Что на следующем депутатском приеме он ответит инвалиду Иванову, который ждет этого ответа и на что-то надеется? Петр Егорович мысленно готовил этот последний, главный вопрос, на который ответ может быть только конкретным: будет у Иванова «Запорожец» или не будет? И он задал тот вопрос, когда замминистра, закончив телефонный разговор, посмотрел на часы.

— Ну, а что же я скажу на очередном депутатском приеме инвалиду войны Иванову? — спросил Каретников.

Замминистра отодвинул документы чуть в сторону, положил на них пресс-папье и долго-долго смотрел в глаза старика. Тот даже поежился под его взглядом.

— А Иванову на приеме скажите, что через месяц, не позже, у него будет «Запорожец».

Каретников даже привстал:

— Даже через месяц?

— Да. Этот вопрос я должен провести через коллегию. Так требуют правила, когда идет вопрос об исключении из правил. — Николай Петрович подошел к Каретникову и, положив одну руку на плечо старика, другой крепко сжал его негнущуюся кисть. — Спасибо, Петр Егорович.