Родник пробивает камни

— Наш разговор только начинается. А дождя не бойтесь. Я попросил директора, чтоб к часу нам подали такси.

Светлана видела, что, чем больше Кораблинов пьянел, тем сильнее и заметнее просыпалось в нем неукротимое желание властвовать над окружающими. И как он ни старался мягко улыбаться Светлане и говорить ей нежные и ласковые слова, нет-нет да и проскальзывали подспудно скрытые нотки: «Все будет так, как я хочу!..»; «Я — Кораблинов»; «Что не подвластно мне?!» И это пугало и настораживало Светлану.

Его серые глаза стали почти бесцветными, белки глаз налились кровью, щеки побагровели еще сильнее. Но говорил он твердо, уверенно. Даже слишком уверенно.

Где-то над головой глухо прокатился гром. И снова Кораблинов наполнил рюмку и фужер. Теперь он это делал как-то механически, по инерции. Подняв свою рюмку, он долго смотрел на Светлану, словно собираясь сказать то самое главное, во имя чего они сюда приехали. Потом значительно и весомо, точно вкладывая в каждое слово какой-то особый, свой, кораблиновский смысл, проговорил:

— Выпьем за то, чтобы сегодняшняя встреча была первым днем нашей большой дружбы!

Светлана подняла фужер.

— За это… за это я готова выпить кубок Петра Первого.

И снова выпили. Оркестр тянул плавное танго. Небо прочертила молния. Где-то далеко над Москвой глухими перекатцами прокатился гром.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Владимир впервые в жизни почувствовал, как может болеть сердце. Сжимает его что-то, стискивает, и оно щемит, как перед бедой. После звонка из ресторана прошло уже полтора часа, а Светланы все не было. За окном глухо и монотонно гудел ливневый дождь. Ослепительные вспышки молнии так озаряли небо, улицу и вливающиеся в нее притихшие переулки, что на противоположной стороне на какие-то доли секунд отчетливо прорисовывались вывески на магазинах. Внизу, на тротуарах, не видно ни души. Лишь редкие легковые автомобили да последние, почти пустые троллейбусы, упруго рассекая тупой грудью дождевую завесу, продирались к своим гаражам и ночным стойбищам-паркам.

Владимир стоял у распахнутого окна и взглядом провожал каждую машину, которая смогла бы свернуть под арку дома. «Ну, сверни же, сверни сюда», — мысленно молил он, когда ему казалось, что это наконец та самая машина, в которой едет Светлана. Но все машины проходили мимо. «Волги» Кораблинова все не было и не было. А он ждал именно ее, черную кораблиновскую «Волгу». Сергей Стратонович сам великолепно сидел за рулем и редко к институту подъезжал на такси.

— Что ты там увидишь, в этой тьме кромешной? — стараясь чем-нибудь успокоить Владимира, спросила Капитолина Алексеевна. — Не размокнет, не сахарная.

— Жду черную «Волгу» Кораблинова. — Владимир бросал слова, как обрезки жести.

— Не думаю, чтоб он был на своей. Вряд ли Сережка рискнет после ужина в ресторане сесть за руль. Судя по телефонному разговору, он был хорош уже час назад.

— Не час, а почти два часа…

— Слабоваты у тебя нервишки, Володенька. Не представляю, с какой частотой билось твое сердечко на Даманском. — И, чувствуя, что перехлестнула в чем-то, задев не самое легкое место в его биографии, тут же решила смягчить свои слова укором старшего в адрес младшего: — Да будь же ты наконец мужчиной. Поглядись в зеркало — на тебе лица нет.

Владимир посмотрел на Капитолину Алексеевну, и ему от души хотелось сказать ей: «Старая московская стерва!.. Тебе бы сводницей быть в прежние времена, а не женой прославленного генерала!»

Подумал одно, а сказал другое:

— Наверное, они приедут на такси.

И отошел от окна.

— Господи! Сколько бы я отдала сейчас, чтобы хотя через щелочку, одним глазком видеть их лица, слышать их голоса, их разговор, — со щемящей тоской в голосе проговорила Капитолина Алексеевна и прикрыла створку окна.

— Зря вы все это затеяли, Капитолина Алексеевна… Все идет не так, не так…

— Если она с Кораблиновым, на ее голове не упадет и волоса. В этом я уверена.

И все-таки Владимир чувствовал, что в словах ее звучало скрытое волнение. И это передавалось ему и усиливало его тревогу.

— Но ведь ночь уже… Как же она будет добираться до дома? И такой ливень… А она в туфельках и в платьице. Даже зонта не взяла.

— Голубчик сизый, ты должен радоваться, что Кораблинов не прогнал ее. Значит, идет серьезная беседа.

— Серьезная беседа!.. — Владимир желчно усмехнулся. — Слышал я от других, какие серьезные беседы ведет Сергей Стратонович, когда он за день посетит три-четыре ресторана.

— Побереги свои нервы. Они пригодятся тебе для твоей большой роли.

— Если через десять минут она не приедет, я поеду в ресторан!

— Ты сделаешь величайшую глупость!

Владимир решительно подошел к телефону и набрал номер квартиры Кораблинова.